Серафима увидела, что гость собирается уходить и подскочила к нему, отбросив меч. Полуденница ловко поймала оружие и вложила обратно в ножны.
– Дядя, дядя, не уходи! Я играть с тобой хочу! – заканючила княжна.
Кащей присел и улыбнулся самой очаровательной улыбкой, какой мог:
– Извини, Фимочка, дяде Кащею пора по своим взрослым делам.
Серафима чуть не заплакала и побежала к деду.
– Деда, деда, а давай дядю Кащея у нас оставим – он моим папой будет.
Сидевшего на корточках Кащея как молнией поразило. Его лицо исказилось внутренней мукой, будто вернулась старая боль, которую он старался забыть бессчетное количество лет.
Дед подхватил неугомонную кроху и усадил на колени:
– Нет, Фимочка, не может дядя Кащей быть твоим папой.
– А почему?
– Он бы и рад, да только понимаешь какая штука – у него свой папа есть, – ответил Егор, внимательно глядя на Кащея. – А он жуть какой строгий, шагу дяде Кащею ступить не даёт без своего соизволения. Не разрешит.
– А если я хорошо-хорошо попрошу…
Серафима обернулась, но Кащея и след простыл. Только открытая дверь чуть поскрипывала на слабом ветру.
– Пойдём-ка лучше козу доить, – предложил дед. – Она с самого утра ждёт, а нам всё недосуг.
Княжна моментально забыла про Кащея и радостно завопила:
– Пошли, пошли, пошли!
Наступила зима. Дед Егор грелся в бане, а после его ухода полуденница и мавка тащили мыться туда упирающуюся Фиму. Вместо мытья получался полнейший бардак с брызганьем водой, войной на вениках, ныряньем в сугробы и вся эта «помывка» затягивалась на час, а то и два. Так что приходилось дров подкидывать. Дед к этому времени успевал покемарить и встречал отмытых добела и розовых девок уже с готовым самоваром. Старик и Фима лакомились пирогами с зайчатиной и кулебяками с рыбой, а нечисть предпочитала с икрой водяниц.
В остальное время дед учил Фиму бегать на лыжах, мастерить корзины из заготовленного летом лыка, бересты и лозы. Вместе с нечистью они лепили снеговиков, а когда заглядывал Кащей, всё ещё пытавшийся выманить у старика волотов меч, то устраивали снежные замки и закидывали друг друга снежками и снежной магией. Дед Егор и Кощей исподволь учили Серафиму пользоваться своими силами, тренируя контроль и умение сдерживать детские порывы. К концу зимы девочка могла лепить снежки без участия рук и метать их в своих противников. Шкодливая часть её заставляла ребенка прятаться на деревьях около двора и пулять снежками как в обитателей двора, так и в лесных жителей.
Особенно страдал овинник, который любил поспать на крыше овина или хлева, находившихся недалеко от леса. Бывали дни, когда Фима устраивала на него охоту и засыпала ленивца снегом с ног до головы. Тот от нервов даже похудел и прятался в курятнике, предварительно задобрив местного самодержца каким-то особо вкусным зерном.