Ну вот… В ту пору шла вторая половина сороковых годов, сейчас — семидесятые. Да, семьдесят пятый в дверь стучится. Куда же делись те без малого тридцать лет, те… что были посередке? Разумеется, прожиты, этот — лучше, тот — похуже, в результате прожиты все. И ни одного из них не вычеркнуть, хотя тот или иной год, кроме ухмылки, ничего не вызовет, а некоторые и вовсе вспоминать не хочется. Другие вообще прошли как в тумане — даже не знаешь, был тот год или не был. С Паулисом Равинем я тогда не встретился, слышал, председательствует где-то в колхозе. Иногда в газетах промелькнет его имя, правда, чаще в таком контексте: с речью выступил т. Равинь, в дебатах принял участие П. Равинь, итоги подвел Паулис Равинь. И вот однажды весенним утром…
Я был в командировке в Н-ском районе по вопросам профессионально-технического обучения молодежи. И случилось мне присутствовать на совещании районного актива. Люди там были разные: руководители предприятий, председатели колхозов, партийные, советские работники. Вначале я слушал доклад краем уха, ибо он не касался интересующей меня темы. Потом, поначалу ушам своим не веря, стал прислушиваться с исключительным вниманием: Равинь, Равинь и снова Равинь… И все в негативном смысле, как пример плохой работы. В общем, даже не о плохой работе шла речь, потому что — как бы это выразиться — работы вообще не было, ни плохой, ни хорошей. Человек может ошибаться, что-то ему удается, а что-то нет, чего-то он может недопонять, а то и вовсе не понять, всякое бывает, однако жить, решительно ничего не делая, просто посматривать со стороны… на это нужен талант! Впрочем… нужна и должность, при которой возможно ничегонеделание… И кто бы после докладчика ни поднимался на трибуну, все в один голос честили Равиня — то ли на радостях, что самих буря миновала, то ли потому, что во всяком выступлении должен быть и отрицательный пример, а тут он прямо на блюдечке, главным докладчиком предложенный и утвержденный, прямо манна небесная.
Я смекнул, что после столь единодушной и суровой критики у Паулиса Равиня нет иного выхода, как уйти в отставку «по собственному желанию», не то уход его оформят по-другому. Словом, в своем кресле ему не усидеть. Посему я был немало удивлен, когда председательствующий объявил: «Слово имеет… Равинь!» Сдурел он, что ли? Что он может сейчас сказать! Станет оправдываться? Изворачиваться? Молчал бы лучше, неужто не осталось в нем капли гордости, достоинства!
Из первых рядов зала поднялся грузноватый мужчина и по ступенькам взобрался на сцену, где сидел президиум собрания и находилась трибуна. Длинная артистическая шевелюра, высокий лоб мыслителя, костюм от модного портного, солидная осанка… Ого, такой человек способен внушить уважение, создать вокруг себя атмосферу надежности. Что бы там ни говорили, а Равинь — да! Равинь — человек…