Вот какие мысли всколыхнуло во мне удивительное превращение Паулиса, и они, эти мысли, без всякой видимой причины порхали вокруг и растворялись, подобно блуждающим болотным огонькам. По правде сказать, это были даже не мысли, просто ощущения, и только теперь я пытаюсь облечь их в форму мыслей, иначе ничего не понять. А Паулис тем временем продолжает разглагольствовать о том, что есть человек в этом мире, откуда он пришел, куда уходит и в чем смысл его существования. Нет-нет, да и заглянет в записную книжку, выуживая основные даты жизни покойного. С удивлением отметил, как умело в надгробном слове использован фольклор. Кто не знает печальной народной песни «Закатилось красно солнышко…» В трактовке. Паулиса эта песня обретала широчайшее обобщение — извечная борьба мрака и света, извечное возрождение жизни…
Я подошел совсем близко к группе провожающих и вдруг чувствую, Паулис заметил меня, узнал. Теперь он смотрел на меня и все, что ему следовало сказать, говорил, обращаясь ко мне. Знаю, есть такой ораторский прием: в переполненном зале выбрать человека и затем разговаривать как бы с ним одним. Кивком головы дал знать, что буду ждать его у ворот кладбища. И Паулис, в свою очередь, едва заметно кивнул мне — намек, мол, понял.
Справа могилы, слева могилы… То ли это самое обычное проявление любви человеческой, глубоко укоренившаяся традиция в народе не забывать отошедших в вечность, но повсюду, куда ни бросишь взор, все старательно ухожено, убрано. С деревьев неспешно облетали листья, уцелевшие после первых заморозков, на голых черных ветвях сверкали крупные капли. Временами они срывались, падали на дорожки, и тихие эти шлепки провожали меня до самых ворот кладбища. Печальное место… Ни у кого из тех, кто лежит там, нет будущего, только прошлое. Деревья без тени… Деревья, застывшие в ночной тишине. Ну да, они умерли, их больше нет.
Паулиса не пришлось долго ждать. Я побродил немного у трамвайной остановки, понаблюдал, как женщины продают венки из хвои и брусничника, украшенные поздними осенними цветами, потом гляжу — идет, совсем как в былые дни, когда договаривались встретиться в сквере, неподалеку от школы. Идет размеренной, будто перед зеркалом отрепетированной походкой… Очень солидный товарищ, одет, если так можно выразиться, в соответствии с занимаемой должностью: все на нем темное, все хорошо сидит; идет, улыбаясь этакой кроткой улыбкой, и мы пожали друг другу руки, без разных там «ах!» и «ой!», словно только вчера виделись.
— А я тебя и тогда приметил, — сказал он и, почувствовав, что я не понимаю, что значит «тогда», пояснил: — На совещании районного актива. Помнишь?