С ним они пахали, обрабатывали поля, которые окружают дом Дамбрана, с Салнисом хлебнули беженского горя на чужих дорогах, а после войны вместе воротились из Курляндского котла во двор этого дома. Тогда Дамбран напоил конягу из единственного оставшегося у него ведра водой родного колодца, добавив немного мучицы, и тут же, без промедления, запряг в плуг: заждалась земля, иди, Салнис, иди, дружок…
Что будет с Салнисом?
Вчера нагрянула комиссия: председатель, зоотехник, еще какие-то незнакомые Дамбрану люди. По одной выводили из конюшни всех лошадей, разглядывали, сверялись по бумагам, что-то записывали. Потом Дамбран узнал, что Салниса признали негодным и продали, и никто не мог сказать, что с ним будет дальше.
А снег все шел и шел… Во дворе поверх старого слоя лег новый, белый и чистый. Когда Дамбран по тропке брел в конюшню, ему казалось, что ноги утопают в пуху. И солнце светило ясное, как будто радовалось погожему дню.
Дверь конюшни была открыта, и Дамбран увидел свою сестру Кристину. Она была единственным человеком, оставшимся с ним, — вела хозяйство, помогала по конюшне. Брат с сестрой настолько привыкли друг к другу, что обходились без слов. Однако на этот раз Кристина, озабоченно оглядев брата, не утерпела все-таки, сказала:
— Чего это ты такой… чудной…
Дамбран не ответил. Отяжелевшей, замедленной походкой прошел он в дальний конец конюшни со стойлами по обеим сторонам. Салнис стоял, понуро свесив голову, хотя в яслях лежала свежая охапка клевера. Конь повернул к нему морду и большими влажными глазами смотрел на старика. Сквозь мутные стекла окна в стойло проникал холодноватый, бледный свет, а с противоположного конца конюшни, словно желтый ручей, струился солнечный лучик и, уткнувшись в почерневшие бревна стены, застывал на них.
И в конюшне Дамбрану было зябко, хотя лоб почему-то покрылся испариной. Он вошел в стойло, потрепал Салнису гриву, пошлепал ладонью по широкому крупу. Салнис ответил на ласку мелким дрожанием, и Дамбран почувствовал, как спокойно бьется жизнь под его ладонью, и руке стало тепло, словно она вобрала в себя частицу этой жизни. Салнис мягкими губами ткнулся в рукав Дамбрана, как будто собираясь о чем-то спросить или что-то сказать, но не умея ни того, ни другого, просто стоял свесив голову.
Старик направился обратно к выходу, но передумал, остановился.
— Салниса напоила?
— А то нет!
— Чего ж он не ест?
Не дождавшись ответа и что-то решив про себя, Дамбран торопливо зашагал к дому. В избе, привстав на цыпочки, он нащупал за потолочной балкой маленький сверток. Развернув тряпицу, Дамбран принялся пересчитывать деньги, от долгого лежания бумажки слиплись, свернулись в плотный ком, а пальцы дрожали, не слушались. Тогда он сунул сверток за пазуху и по заснеженной тропе торопливо зашагал к дороге.