– Трофейный Вальтер. Стреляет без осечек.
– Прекрасно. Плюс три Макарова. Достаточно. Остановим гада. Но нужен он только живой.
– Да это и понятно, – кивнул Герасюк. – Но не думаю, что он будет сопротивляться до последней крови. Наверняка, у него есть надежда, что никто ничего не докажет. У нас ведь нет прямых улик. Только косвенные. Кстати, по виду окурок, что нашел Воронцов, похож на те, что я уже изучил. Этот проверю завтра. Ну, и пуговицу…
– Ничего, мы его и этим прижмём! Главное, выжать признание при всех, а там уже пусть Моршанский попотеет. А деньги и драгоценности с прошлых нераскрытых преступлений – это наш «оправдательный приговор» на случай провала. А ты, Петя, пока поработай с вещдоками из сарая Кочета. – Дубовик выложил перед приятелем все улики, добытые Воронцовым.
– О! Опять верёвочка! Да ещё и со шкуркой! Жаль, что без мяса! – Герасюк понюхал остатки чужой трапезы и довольно произнёс: – Даже чесночком пахнет! Хоть рюмку наливай! И есть с чем поработать!
Утром кабинет Кобякова, как обычно, был занят Моршанским.
Дубовик с вернувшимся Ерохиным, тем не менее, проследовали именно туда.
Герасюк остался на пасеке работать с вещдоками.
Поприветствовав следователя, подполковник сразу приступил к делу.
– Герман Борисович, я не стану выяснять, для чего вам надо было доложить своему начальству о моих делах, поскольку у меня сегодня нет для этого ни времени, ни желания. Единственное, о чем я хотел бы вас попросить: не вмешиваться в ход событий. Что бы я ни говорил, чтобы не делал, от вас требуется одно: молчать.
– Что, начинается заключительный акт очередной театральной постановки? – не сдержав ехидства, спросил Моршанский.
– Невзирая на ваш не очень дружественный тон, вы, как ни странно, правы. Именно заключительный, – спокойно ответил Дубовик.
– А странного в этом ничего нет. Это ведь ваш излюбленный метод завершать дела: обязательно масса экспрессии, фанаберии, театральности! Куда уж до вас простым оперативникам! – Моршанский начал раздраженно размахивать руками, понимая, что сегодняшний день, судя по его началу, может обернуться для следователя массой неприятностей, как это было уже не раз.
Но если в прошлых делах Дубовик без особых сожалений делил с ним почести за раскрытые преступления, не особо выделяя свою роль, то теперь вряд ли Моршанскому удастся «примазаться» к славе победителя. Своим докладом прокурору он зачеркнул путь к отступлению, мало того, и Герман Борисович вынужден был это с горечью признать, он ничего не знал о том, что удалось «наработать» подполковнику.