, резервуаров, подтекал, и мой пиджак теперь наверняка пропахся вонью «греческого огня»… совершенно неожиданно я вспомнил, как трепетно расширялись тонкие ноздри Анны Усинской, втягивая дикий запах паро-дыма, и вообразил, как она вдыхает «аромат» моего пиджака, представил ее серые, слегка на выкате глаза, тонкие, выщипанные по последней моде, брови, локон волос, непослушно выбившийся из-под фуражки…
Тьфу, чертовщина какая-то! Я смущенно отвернулся под секундным пристальным взглядом Ханжина.
«Пружинка» завизжала гиротормозами и скатилась с «шасейки» в пыль грунтовой дороги. Ханжин ловко вертел штурвал управления, не забывая периодически подкручивать свободной рукой магнето фронтальных прожекторов — мы съехали в полную темень, и их свет теперь выхватывал то горстку деревьев у поворота, то скопление кустарников на краю дороги. Она становилась все уже, все малозаметнее… и вскоре совсем пропала. «Пружинка» теперь катилась по сухой траве — непонятно, почему она была сухой? Ведь мы, по идее, приближались к истокам речки Смуровки, и уж где-где, а здесь влаги должно было приличествовать с лихвою…
Вскоре в траве, что становилась все выше и выше, стали встречаться «островки» — возвышения с причудливо изломанными остовами бывших деревьев. Именно бывших; деревья по непонятной причине высохли, съежились и почернели, словно обуглились, и их жуткий вид в ярком свете прожекторов воскрешал в памяти емкое слово погост. «Дукаты», литые резиновые колеса машинерии, моментами напрыгивали на странные черные блины в грунте, от которых исходил резкий запах газойля. Мне припомнилось высказывание Анны, что местные болота иногда отрыгивают асфальтом.
Ханжин между тем откинул лючок слева от себя, поколдовал немного с измерительным жезлом, пожевал губами и сказал:
— Все, надо останавливаться. Иначе не хватит завода доехать назад. — Зная честность моего друга, я не мог и думать, что он нарушит обещание, данное шоффэру на площади. — Дальше пойдем пешком.
Пешком так пешком. Откинув прозрачный полог, я нашарил ногой ступеньку в высоком корпусе «пружинки» и спрыгнул вниз.
К удивлению, почва, хоть и сухая, пружинила под ногами не хуже…
— Нет, это не торф, — продолжил мою мысль Ханжин. — Это такая штука… кажется, она называется битуминозный песок, или как-то так. Нефтеносный, между прочим. Но совершенно непонятно, откуда она здесь — ведь Смуров сидит, что называется, на гранитном щите. Впрочем, мы с вами здесь не для геологических изысканий.
Меня так и подмывало спросить — «а для чего?», но я прикусил язык.