Совершенно закономерно, что Сухраб вырос именно в таком месте.
Молотком в виде подковы я быстро стукнул по двери три раза. Дверь открыла Махваш Резаи. На ее лбу и в бровях были следы белого порошка. Увидев меня, она улыбнулась той же улыбкой с прищуром, которую передала по наследству своему сыну.
– Алла-у Абха, Дариуш!
– Э…
Я всегда чувствовал себя неловко, когда кто-то говорил мне эту фразу, потому что не понимал, что сказать в ответ и можно ли мне вообще отвечать на это приветствие, ведь я не бахаи и в принципе не верю в Бога.
Если не считать Пикарда.
– Заходи!
Я стянул свои кеды и поставил их в уголок рядом с узкими ботинками Сухраба.
Прихожую от остальных помещений в доме отделяла деревянная перегородка с полочками, на которых стояли рамки с фотографиями, свечи и лежали зарядные устройства для телефонов. Коврики были бело-зелеными с золотыми акцентами, без бахромы по краям, как у Маму. В доме было уютно, будто в норе хоббита.
Воздух наполнился ароматом свежеиспеченного хлеба. Настоящего, домашнего хлеба, а не конвейерного, как в каком-нибудь «Сабвее».
– Ты поел? Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо, я позавтракал.
– Точно? – Мама Сухраба привела меня в кухню. – С радостью приготовлю тебе что-нибудь.
– Точно. Я решил прийти в гости, как это делают на следующий день после Навруза.
Я чувствовал себя настоящим персом.
– Ты очень милый.
Дарий Келлнер. Милый.
Мне было приятно, что мама Сухраба так обо мне думает.
Честное слово.
– Уверен, что ничего не хочешь?
– Уверен. Я дома коттаб съел.
– Твоя бабушка делает самые лучшие коттабы.
Строго говоря, всех вариантов я не испробовал, но сразу же согласился с Махваш Резаи в принципе.
– Она просила передать вам несколько штучек, – сказал я и протянул ей пластиковый контейнер, который принес с собой.
Махваш Резаи выпучила глаза, чем напомнила мне клингонского воина. Ее личность была слишком огромна и подвижна, чтобы быть заключенной в хрупком человеческом теле.
– Спасибо! Поблагодари от меня свою бабушку!
Ханум Резаи отложила в сторону коттабы и вернулась к плите. Стол рядом с ней был посыпан мукой, и это объясняло появление таинственного белого порошка на лице хозяйки.
В раковине под струей воды лежали листья салата романо. Я подумал, может быть, они нужны ей для хлеба. Я не знал ни одного иранского рецепта хлеба, в состав которого входил бы салат романо, но это не означает, что его туда в принципе не добавляют.
– М-м…
– Сухраб его очень любит, – сказала ханум Резаи, кивнув в сторону раковины. – Они с отцом с ума по нему сходят.
С отцом Сухраба.
Мне было так его жаль.