А еще я смутился, потому что не знал ни одного человека, чьей любимой едой были бы листья салата романо.
Сколько всего умещалось в Сухрабе Резаи.
– Вынеси их, пожалуйста, на улицу, – попросила миссис Резаи, собрав листья в дуршлаг. Она пару раз стукнула дуршлагом об раковину и протянула его мне. – Положи там на стол. А я пока за Сухрабом схожу.
Сад семьи Резаи отличался от сада Бабу. Фруктовых деревьев тут не было, так же как и кустов жасмина. Только длинные ряды гиацинтов и коллекция огромных горшков, наполненных разными травами. Самый большой стоял прямо у входа в кухню, он был больше полуметра шириной и около метра высотой, и его почти скрывали от глаз заросли свежей мяты.
Мята – это Борг в мире трав. Если ей позволить, она заполонит каждый свободный клочок земли, заметно разнообразив почву с биологической и технологической точки зрения.
Посреди сада стоял мангал, большой и круглый, похожий на красную звездную базу в миниатюре. Единственный стол, который я здесь увидел, был стол для пинг-понга рядом с дверью, где я и стоял, держа в руках дуршлаг с мокрыми листьями салата романо.
– Ханум Резаи?
Ответа не последовало.
Мне что, нужно было поставить листья на стол для пинг-понга?
Как его называют иранцы, пинг-понгом или настольным теннисом?
Мы не изучали историю пинг-понга/настольного тенниса в Иране во время уроков физкультуры, и теперь это казалось нелепым упущением.
Из-за моей спины откуда ни возьмись появилась ханум Резаи. От неожиданности я чуть не выронил салат.
– Вот что я забыла, – сказала она, разворачивая огромную бело-голубую скатерть на поверхности стола для пинг-понга. Ее края зацепились за столбики для сетки, и получились две небольшие палатки. – Разложи вот тут листья, пусть обсохнут немного.
– Ладно.
Я сделал, как меня просили: разложил листья так, чтобы они друг друга не задевали. Вода впитывалась в скатерть, делая ее прозрачной.
– Дариуш!
Сухраб схватил меня за плечи сзади и покачал из стороны в сторону.
У меня даже шею немного закололо.
– Ой. Привет.
На нем были клетчатые пижамные штаны такого размера, что в одной штанине легко уместился бы весь Сухраб. Они держались у него на талии при помощи шнурка. Я это заметил, потому что зеленое поло он заправил в штаны.
Как только Сухраб увидел салат, он отпустил меня и побежал в дом, болтая с мамой на фарси на первой космической скорости.
Я стал невидимкой.
Я смотрел на Сухраба с порога, и он почему-то казался мне моложе своих лет: утопающий в пижамных штанах мальчик с заправленной футболкой.
Я знал, что он скучал по отцу, и это не обязательно было проговаривать вслух.