Маму и Бабу всегда существовали в своей собственной кубической вселенной: только они двое и стены комнаты, в которой стоит их компьютер.
Сухраб тем временем размотал последний узел в шланге. А потом, прежде чем я успел сориентироваться, он направил на меня распылитель и нажал на ручку. Я поднял руки и закричал, но из шланга побежала всего лишь тонкая струйка воды.
Сухраб рассмеялся. Мне понравился его смех: такой раскованный, свободный, как будто его совсем не волновало, кто его услышит.
Когда он сжал мне плечо, его ладонь была теплой, несмотря на то что он держал шланг, на котором собрался прохладный конденсат.
– Прости, Дариуш. Он же еще не подключен.
Я попытался посмотреть на Сухраба сердито, но это было просто невозможно, потому что он снова весь зажмурился, и в конце концов я сам рассмеялся.
И решил, что Сухраб мне нравится.
Важно помнить: каждый иранец знает хотя бы одного человека по имени Сухраб. Если не знает сам, то точно знаком с кем-то, кто знает какого-нибудь Сухраба. В Портленде у одной из маминых подруг (с которой мы не состоим в родственной связи) есть племянник по имени Сухраб.
Теперь у меня тоже был свой собственный Сухраб.
Имя Сухраб впервые появилось в легенде о Рустаме и Сухрабе, которая входит в состав народного эпоса «Шахнаме». На самом деле это что-то вроде «Сильмариллиона» персидских сказаний и легенд. В него входят и другие истории, например о царе Траэтаоне и его троих сыновьях, о Зале и Симурге (это такая персидская версия птицы Феникс), о царе Джамшиде. Но ни одна из них не снискала такой популярности, как сказание о Рустаме и Сухрабе.
Рустам был легендарным персидским воином, который по воле случая во время битвы убил своего сына Сухраба.
Все это глубоко трагично.
История эта действительно укоренилась в ДНК каждого персидского мужчины и мальчика; наверное, именно поэтому каждый мальчик-перс так усердствует, чтобы угодить своему отцу.
Интересно, может, все отцы втайне хотят убить своих сыновей? Хотя бы чуть-чуть.
Возможно, это многое объясняет в поведении Стивена Келлнера.
Да-да, очень даже возможно.
– Сухраб! Дариуш!
– Bebakhshid, ага Бахрами!
Это означает «простите». Или «извините меня».
Как я уже говорил, фарси – язык, очень чувствительный к контексту.
Я помог Сухрабу донести шланг до Бабу, и дедушка затащил несколько его витков на крышу. Сухраб стоял у основания приставной лестницы, поставив левую ногу на нижнюю перекладину.
– Ты любишь инжир, Дариуш?
– Ну…
Любовь к инжиру не была одной из персидских черт, передавшихся мне по наследству.
Все Настоящие, Нечастичные Персы любят инжир.