* * *
...Отдав последние распоряжения старшему на батарее лейтенанту Лампасову, захватив отделение разведчиков, вычислителя и связиста, Невзоров ушел с пехотой вперед за полторы версты от орудий, чтобы до темноты выбрать и оборудовать пункт наблюдения. Коня своего тоже оставил. Ушел пешком.
Перед тем как покинуть батарею, он обошел все расчеты, поговорил с солдатами, осмотрел коней, отведенных в лесной овражек, в укрытие, и подозвал к себе Лампасова.
— Илюша, когда уйду, прикажи пристрелить Братуна — мучается конь, — шепотом отдал последний приказ комбат.
Старшина Орешко, хозяйственный и прижимистый на всякий запас мужик (за что любил его и сам комбат), услышав краем уха приказ Невзорова, попытался возразить:
— Это же — «пищевой резерв» на собственном ходу! Кухню ждать неоткуда! — на всякий случай припугнул старшина.
— Тут война, а не живодерня, — вдруг с шепота на крик перешел Невзоров. — Так скоро друг друга есть начнете... Сожрали кобылу Химу — довольно!.. Приказ Невзорова — и точка!
Накричал и ушел. Солдаты не сразу поняли, в чем дело, а когда разобрались, забубнили:
— Зверь и есть зверь!
— От жалости он такой, а не от зверства...
— В первой же деревне сдать можно. Крестьяне и ломаному коню рады будут, выходят.
— С голодухи тоже сожрать могут. Где сытую деревню из-под немца ты встретил?..
— Серенька Хороводов не дал бы своего Братуна в обиду.
Солдатские пересуды недолги и бесплодны, и потому гаснут они так же неожиданно, как и зачинаются.
— Невзорову поперек не скажешь!.. Эх...
Больше о раненом Братуне никто не заговаривал, смирившись с тем, что Братун будет пристрелен в обязательном порядке. Ждали только, когда лейтенант Лампасов прикажет кому-либо из ездовых выполнить волю комбата. Но он мешкал. И хоть солдаты давно приумолкли, лейтенант несколько раз повторил раздраженно:
— Прекратить разговоры!
...Расчеты оборудовали огневые позиции для своих орудий. Солдаты валились с ног от усталости и тут же мертвецки засыпали. Кто поздоровее, поднимали ослабевших, словно раненых, плескали из фляг водой в лица, и работа продолжалась. Скрежет лопат да легкий матерок в адрес комбата и бога — ничего больше не было слышно. Не понять, куда подался фронт, в какую сторону отошли бои главных сил. Тишина на фронте — всегда невеселая загадка. Маневровый бросок батареи Невзорова и пехотной роты капитана Лободина в сторону от основного направления наступательных боев как будто отвел солдат от всей войны. На закраинке леса окапывалась батарея, у залесной высотки, что в полутора-двух верстах от артиллеристов, зарывались в землю бронебойщики и автоматчики. Но тем и другим казалось, что боя в этом месте и не должно быть — необычно тихо и мирно стало на земле и в небе. Так прикидывали солдаты в меру малой надежды на передышку...