Неожиданно пошел снег, вмиг отделив землю от неба. Луна, которая мало-мальски подсвечивала солдатам, пропала, ровно ее сбили зениткой. С неба свисала глухая вязкая сумеречь. Снег! Первый снег. Хорошо это иль плохо — Невзоров еще не мог рассудить. Противнику, думал он, снег не на удачу. На снежном покрове дороги машины будут как на ладони. Это на руку артиллеристам и бронебойщикам. Однако снег демаскирует и наши позиции. Прикинув «за» и «против», Невзоров посоветовал пехотному командиру ускорить земляные работы, чтобы снег к утру мог покрыть уже готовые бруствера окопов. Сам связался с батареей и тоже приказал поторопиться с оборудованием огневых позиций, основных и запасных.
— Землепахи в деле иль игнорируете Невзорова? — допытывался комбат у старшего на батарее. — А то прискачу, проверю!
Землепахи — выдумка самого Невзорова. Он добился у начальства принятия этого «изобретения», и полковые кузнецы, кляня «изобретателя», нагородили таких землепахов почти на все орудийные расчеты. Это обыкновенный сошник с подъемной лапой и тягловым крюком на стойке. В него впрягается лошадь, и работы по отрывке орудийных позиций и укрытий ускоряются в два-три раза. Но все это при умелости солдат и при силе коней. Теперь же вконец вымотанные кони еле держались на копытах, и батарейцы работали за себя и за коней.
— Скоро к зачистке приступим, — малость привирая, успокаивали комбата с батареи, — кони тут не подмога.
— Смотрите у меня! — хрипел Невзоров в трубку. — Под снег маскируйте все — вишь, зима бедует... Поторопите первый расчет, чуть свет пристреливаться будем, — приказал комбат и бросил трубку на заляпанный глиной телефонный ящичек.
* * *
Часа за три до рассвета комбат приказал связисту вызвать к аппарату старшего на батарее.
— Лампасов, Лампасов! — сам комбат редко пользовался разговорным кодом, кричал в открытую: — Лампасов, Илюша, Илья Егорыч! Куда тебя черти упрятали?
— Пятый слушает! Слушаю, — пропищала трубка в ответ:
— Пятый, десятый, — передразнил Невзоров лейтенанта Лампасова. — Поднажми с работами, дай часок-другой подремать ребятам перед боем... Как Никиток мой? Держится?
— Держится, — соврал Лампасов. Сын Невзорова не вынес нагрузки, мертвецки спал на снарядных ящиках, убито раскинув руки. Он не чуял даже снега, который падал на лицо и, подтаивая, забирался за пазуху.
— Небось дрыхнет, шельмец, — не поверил комбат Лампасову, но докучать не стал.
У пехотинцев и на НП Невзорова земляные работы подходили к концу. Тут все-таки чуть легче — ПТР не пушки. Часть солдат заканчивала маскировку, большинство же с устатку повалилось в гробовой сон. Ничем не поднять их теперь — ни приказом, ни трибуналом. Разбудит их только бой! Невзоров своим солдатам на НП тоже приказал спать. Сам же, то негодуя, то радуясь снегу, ждал рассвета. Он еще не знал, на чьей стороне будет снег, кому поможет он и для кого сыграет он коварную роль. Тешила надежда, что с рассветом потеплеет, отчего раскиснет дорога, замедлится ход колонны, машинам не свернуть при заторах на проселок. Если же не прекратится снегопад, непроглядность помешает вести прицельный огонь. Но в том и другом случае, размышлял комбат, колонна пойдет на прорыв под прикрытием охранения. Возврат заказан. Слишком дорого обошелся противнику первый прорыв, прорыв на передней линии, во фронтовой цепи наступления наших войск. Та брешь заново не откроется. Ее можно сделать лишь силой всей группировки танков, к которой шла колонна заправщиков на выручку. Бой, представил себе Невзоров, предстоит жестокий и затяжной. Он не допускал своего поражения, но загодя прикидывал и потери. Стоять насмерть — это вовсе не значило для него просто «обменять» у войны свою батарею на колонну немецких бензовозов. Он не допускал такой мысли.