Пока офицеры рассматривали трофейную безделушку, Смачков еще подлил маслица:
— Ежели всякую бабу «развратом» обзывать, то солдатам и войну незачем кончать — на женитьбу-то запрет выходит. Вот и сиди в окопах да воюй свой век, а этот самый «матерьял», извините за выражение, баб, значит, за нас тыловички обжимать будут.
Смачков, озираясь на телефонный аппарат, вылез из капонира и, польщенный хохотом офицеров, отчубучил:
— В этой хреновине, — он ткнул желтым от махорки пальцем в зажигалку, — лишь один изъян: не оттуда огонь высекается. Ну, ладно там, из глаз или ноздрей, что ли, али грудя как приспособить, а то — из мягкого места! Гитлеры, они что хошь удумают. Тут, конешно, по-нашенски выражаясь, позор и стыд... А так ведь «краля» по всем статьям. Под папиросы она в аккурат подходяща... Берите, берите, товарищ лейтенант.
Связист нырнул в капонир — его ящичек наконец «взорвался», беспокойно зазуммерил.
— Я — «роза», я — «роза», слышу хорошо... Есть «огонь»! — Смачков задушил в кулаке недокуренную «буржуйскую» папиросу и по-невзоровски приказно гаркнул на склонившихся к нему офицеров:
— Пятому — ого-о-нь!
— Батарея, к бою! — подал команду командир первого взвода Лампасов, он же и старший на батарее.
— Расчеты, к бою! — прошлась команда командиров орудий по огневой позиции. Клинья казенников железно клацнули почти одновременно.
Выше голосом еще раз вскинулся лейтенант Лампасов:
— Батареей! Гранатой осколочной!.. Три снаряда — беглым... Огонь!
Небо обрушилось на землю таким обвальным гулом, словно не батарея ударила, а целый фронт ахнул. Из всех стволов разом. Лес сквозно простонал эхом. С ближних дубков осыпалась последняя листва. Завздыхало вокруг, заохало...
Лошади с заброшенными на спины вальками стояли поупряжно в прилеске с торбами на мордах и дожевывали свою невеликую долю овса — НЗ старшины Орешко, который расщедрился после «критики» солдат за сахар. Ездовые, покуривая возле коней, в глаза хвалили старшину, и закидывали удочку насчет «фронтовых». Зима давно приспела, а водку все еще не давали. Солдаты, не стесняясь, поругивали тыловиков-снабженнцев за плохой подвоз.
— При наступлении с подвозом всегда плохо...
Батарейный залп оборвал наладившийся было мирный солдатский разговор. Кони запрядали ушами, зафыркали в торбы, заработали хвостами и копытами, будто на них налетели оводья. Ездовые побросали самокрутки, отобрали корм у коней, зарядили карабины — все как надо. Могла последовать любая команда: «На передки!», «К орудиям!», на марш, на смену позиций, отходить иль наступать. От разворотливости ездовых иной раз решалось дело или проваливалось. Орудийные кони должны всегда быть «на копытах» — неписаный закон артиллеристов.