На водовозных дрогах, словно распятого, увезли Унжакова в район. Увозили той дорогой, что проходила вот тут, где сидит сейчас он на пеньке и дремлет в томной усладе воспоминаний. Здесь, как раз за спиной слева, молодой Васян на зависть всем пахал когда-то поле, свои осьминники, своим плугом, собственными лошадьми.
...Старая притупленная память смешала прежнюю и теперешнюю жизнь в петлявый нудный клубок. Лишь слух чутко выхватывал из всей думной мешанины что-то нежное, струистое, весеннее. Это ручей по-прежнему бездельно плутал меж кустов овражьей завали, это полевой ветерок диковато бился прибоем о лес. И чем тяжелее становилась дремота старого волчатника, тем сильнее отдавалась в сердце неумолчная апрельская роздаль.
Ткнулся Васян бородой в грудь раз-другой — и пропала тишина, что так благостно шумела в ушах.
Он потянулся, растопырив сжатые в кулаки руки, ровно только что освободился от вожжей. На карачках сполз к ручью, треухом зачерпнул воды. Хлебнул глоток, вкусно зачмокал: ничего что мутновата — земля не поганит воду. Напился, обмочив бороду, и надел холодную сырую шапку на голову. Сорвал лопушок мать-мачехи, отер им губы и бороду, крякнул, словно сытно позавтракал. А когда по небу загулял холодный румянец рассвета, Васян не по-стариковски прытко заторопился к логову. С восходом солнца, знал он, волки возвращаются с ночной охоты. Все-таки рассчитывал: ранний выводок должен быть. Он по-звериному осторожно вышел в чахлый ивняк. Ветки топырились кончиками лопнувших почек, попахивало ранней травкой, что пробивалась сквозь осеннюю сушь. Со дна оврага, однако, тянуло гнильцой и забивало зеленый дух озими. Васян достал тряпицу с сушеным чабрецом и, присев по-монгольски, стал натирать сапоги — волчий нюх чуток к человечьему поту.
Еще прошлым августом, будучи на ваде в этих местах, он выследил, сколько и каких волков тут на логовах, сколько матерых, прибылых, переярков. И теперь прикидывал, какая волчица и сколько принесет в апреле, а какая в мае. Васян, казалось, знал всех матерых волчиц и не бил их, потому как волка в здешних местах остается все меньше и меньше. Чем жить будет старый волчатник?
И сейчас крадется он осторожно, тише самой волчицы, не затем, чтоб застать матерых и уничтожить, а чтоб не дать перевести хитрому зверю свой выводок. Идет Васян к старой вонючей норе. Не один выводок он брал тут из-под корней упавшего дерева. Идет в двух шагах от ручья. Ему нужен след — с водопоя волки ходят одной тропой к логову. Так и есть: ленточка примятой травы завиляла от ручья. Не пошел Васян по следу, а завернул к логову с подветренной стороны. Но таиться уже не было смысла, заспешил в вольную размашку — до цели пяток-другой шагов...