– О, только посмотри, Джордан. Как думаешь, этот цвет мне к лицу?
Она схватила с платяного шкафа эмалевый горшочек размером не больше полдоллара со Свободой. С пробудившимся ленивым любопытством я подплыла поближе.
– Кому он принадлежал? – задумалась я вслух.
– А какая разница? – весело отозвалась она и была права, потому что они с Томом приобрели в полную собственность поместье целиком – вместе с раскинувшимся до самого пляжа участком, конюшнями, призраками и историей.
Она открыла горшочек и увидела смесь воска и пигмента, пыльно-темную и бесцветную – до тех пор, пока она не согрела ее, несколько раз с нажимом проведя большим пальцем. Немного этой смеси она нанесла сначала на нижнюю губу, потом на верхнюю и зависла вверх ногами перед туалетным столиком, изучая свое отражение. Когда я подплыла ближе и увидела, что ее губы стали темно-розовыми, она притянула меня и накрасила губы и мне.
– Смотри, мы похожи, – сказала она и потянула меня вниз, чтобы вместе со мной посмотреть в зеркало, но мы, конечно, выглядели по-разному. Она происходила из рода луисвиллских Фэй, настолько близкого к королевскому, насколько это в принципе возможно в Соединенных Штатах, и это было заметно по ее темно-голубым глазам, гладким черным волосам и щедрой широкой улыбке. Я же формально принадлежу к луисвиллским Бейкерам – фамилии с собственной выдающейся историей, но странно сидящей на мне, удочеренной из далекого Тонкина обладательнице лица, которое заставляет подозревать во мне китаянку, японку, мексиканку, венесуэлку и даже персиянку.
На Дэйзи помада смотрелась старомодно, старила ее, а на мне подчеркнула красноту губ, приобрела оттенок роз, а не томатов, более яркий и живой. Дэйзи с удовольствием отметила разницу и сунула горшочек мне в карман, заявив, что он, конечно же, должен принадлежать мне.
Она не спешила убрать ладонь с моего бедра, обе мы зависли вверх ногами перед зеркалом. Дэйзи застыла в напряженной неподвижности – такие моменты случались иногда в ее детстве, а с возрастом сделались совсем редкими. При этом ее прелестное лицо обмякло, и его странная впалость указывала, что угнездиться внутри за ее глазами могло что угодно.
– Как хорошо, что ты приехала после моего звонка, – с легкой заминкой произнесла она. – Не представляю, что бы я без тебя делала.
– Видимо, была бы убита горем и страдала по мне, – живо откликнулась я, и она с облегчением улыбнулась.
Мы обе вскинули головы, услышав далекий стук входной двери, а потом – более громкий, гулкий и настойчивый низкий голос Тома. На лице Дэйзи мелькнул испуг, словно она позабыла о существовании мира, где мы не парим под потолком ее огромного дома, и взяла меня за руку.