Существовало несколько видов беспечности, которые могла позволить себе девушка в 1922 году, если была богата, хороша собой и высокомерна. Я была иностранкой и вдобавок сиротой, что прибавляло мне еще несколько пунктов. Я могла явиться домой пошатываясь, с рассветом, и застать тетушку Джастину все еще сидящей за обеденным столом вместе с ее давними подругами по суфражистскому кружку над разоренным блюдом с запеченным мясом, в густых клубах сигарного дыма. Вокруг них вечно щебетали бесы, которых они унаследовали от своих пуританских прародительниц-ведьм, а некоторые были обретены в ходе мелкой торговли душами, процветавшей в Венесуэле и Аргентине. Тетушкины подруги казались ожившей карикатурой на уродливых суфражисток, шумных, грубых и зловредных, среди них были и вдовы, и старые девы, и все имели весьма определенное представление о месте, которое должно отводиться им в мире. Когда я вваливалась утром в чулках, спущенных до щиколоток, и с весьма солидным засосом у основания шеи, полученным от Ника, надо мной смеялись, в меня тыкали пальцами, но никто не удосуживался остановить меня. В моем возрасте они сами отличались беспечностью и в большинстве случаев выжили.
В моем понимании беспечность, которая приводит к засосам или встрепанной прическе, вполне допустима. В отличие от беспечности совершенно иного рода, которая привела Дэйзи в мой дом однажды кристально-чистым мартовским днем 1919 года.
Дэйзи дебютировала сразу после перемирия, во время грандиозного и прекрасного события, в котором остро нуждался Луисвилл. Вместе с ней впервые вышли в свет еще шестеро девушек, и все горожане вздохнули с облегчением, увидев, что жизнь вновь становится нормальной – после того, как у них отняли сыновей. Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем их сыновья вернутся, утратив конечности или с тяжестью на душе, которая так и будет глодать их всю жизнь, поэтому облегчение того сорта было из таких, что больше уже не повторились.
Я была слишком юной, чтобы дебютировать вместе с Дэйзи, и начинала подозревать, что мой дебют в свете не состоится никогда.
В тот год передо мной закрывались двери. Уолтеру Финли еще только предстояло появиться, но я видела, как развиваются события, как разрастается вокруг меня подобие лоз, оплетавших замок Спящей красавицы. Что-то было доступно мне, что-то нет, и девушки, всего год назад считавшиеся моими подругами, теперь отвергали меня. Медленно, но верно я исчезала из всех списков, меня вычеркивали, а мои одноклассницы взрослели и становились светскими дамами.