Когда
Кутялкин
смотрел на
рванувший к
третьему
кольцу джип,
ветер
швырнул к его
ногам стопку
буклетов. Он
поднял один
из них –
рекламка салона
трехмерного
тату на
Остоженке.
«Набрать
– не набрать?», –
размышлял
Кутялкин о планируемом
звонке.
Вчерашняя
уверенность
в
необходимости
встречи
подостыла.
Потом он
решил, что
терять ему по–прежнему
нечего, и
нашел в записной
книге нужный
телефон.
– Сегодня?
– удивился он
после
вступительных
приветствий.
– Не поздно ли?
По
невероятной
случайности Олег
Андреев
проезжал по
Садовому в
районе
Сухаревки и готов
был
подхватить
Гришу. Через
десять минут Кутялкин
усаживался в блестящий
черный Brabus. Он
не стал
интересоваться,
откуда ОСА
узнал
местоположение
своего
будущего
волонтера. Чувствовал,
как
неуместны здесь
слова «узнал»,
«будущего»,
догадываясь –
ОСА живет
исключительно
настоящим.
Москва,
бункер на
Остоженке, 33
часа до
начала
информационной
войны
В
бункере на
Остоженке
было уютно –
технологичный,
удобный рай
для клаустрофила:
мягкий пробковый
пол, мозаики
на стенах,
открытые
книжные
полки,
заставленные
справочниками,
точечная
мягкая подсветка
интерьера,
огромная
панель
телевизора,
офисная
мебель,
походившая скорее
на
гостиничную.
Легкие
соломенные
кресла,
легкомысленные
гравюры.
Кутялкин
и Павлов
расположились
за
коротеньким
приставным
столиком. Андреев
уселся за
круглый
генеральский
полигон во
главе:
– Вы
были правы,
когда проговорились,
что мировое
тайное
правительство
– фикция. Это
разрозненные
группки горе–демиургов,
которые
заигрались и
перестали воспринимать
мир во всем
его
многообразии,
не научились видеть
ничего кроме
шахматных
досок. Но они
все еще
пытаются
играть, – все
предисловия
к начавшейся
беседе ОСА
сказал в
машине. Он
предупредил
Кутялкина – в
бункере зазвучит
только
конкретика,
поэтому, можно
не
заглядывая в
Клуб, ретироваться
к жене и
спокойно
переспать столько
безмятежных ночей,
сколько еще
выпадет
«этому
безнадежному
миру». «Их
будет
немного.
Уверяю Вас».
Гриша,
как и тысячи
безвестно
канувших до
него безумцев,
выбрал перейти
через
Рубикон,
который в
подвале
Остоженской
цитадели неумолимо
впадал в
Стикс.
–
Не смотрите
на меня так –
прослушать
разговор в
ресторане – не
такая уж
мегазадача.
Андреев
перекинул
Грише
крепкий
белый лист
нестандартного
формата –
чуть больше
А4. Гриша
прочел «КурсЂ
московской
женской
гимназии»:
– Это
аттестат
моей
прапрабабушки.
Выдали 130 лет
назад, –
невидимые
распорки во
рту ОСА оформили
на его щеках
два
разновеликих
бугра и
несимметричную
улыбку, которую
наверняка
смог бы
повторить
гибрид Марлона
Брандо, Сталлоне
и Чипполино. – Пощупайте
бумагу. Пощупайте-пощупайте.
Даже не
пожелтела.
Где только не
валялся этот
документ –
десятки
переездов, три
революции,
две мировые
войны, одна
холодная,
десятки
безымянных
информационных.
Даже
гайдаровские
реформы и
потребительский
бум–бум выдержала.
Впишите что–нибудь
в него, – ОСА
протянул
паркер.
Кутялкин
внимательно
посмотрел на
Андреева,
потом на
Павлова, пытаясь
разобраться,
в чем подвох.
Конечно, испачкать
аттестат
прапрабабушки
шефа добровольных
самоубийц России
– уже суицид,
но совсем иного
рода, чем надеялся
Гриша.