Не прошло и нескольких дней, как стали спрашивать их, кто такие. Проверили документы — все в порядке…
Дело все в том, что в Новороссийском депо рабочие подготовили два бронепоезда. Один назвали «Борец за свободу», другой — «Большевик». Раздумывали недолго. Решили вместе идти за Советы. Так вот и пошли на бронепоезд «Большевик», стали на нем артиллеристами. А выбрали этот именно бронепоезд потому, что он должен был двигаться по Черноморской ветке от Славянской, ну а там до Ивановки рукой подать. Три года дома не видели — может, на крайний случай наведаться удастся…
Выехали в начале марта на Крымскую и под Троицкой вступили в бой. Дней шесть-семь продолжался бой за Славянскую. А там и снова схватка — с кадетами. Со стороны белых тоже был поезд, так что спать особо не приходилось.
Переночевали в Славянской, значит, и на второй день пошли на Полтавскую, где сразу вступили в сильный бой. И в тот же день с обеда взяли ее. Двинулись на Старо-Ниже-Стеблиневскую, заняли почти без боя. Пошел их «Большевик» на Старовеличковскую. Командир разрешил отлучиться с бронепоезда.
На другой день в Ивановскую зашла пехота Беликова из Полтавской — они тоже участвовали в боях за нее.
Пробыли дома сутки и вернулись на бронепоезд. Но нашли его уже в Величковской. Начальник дал обоим документы на проезд в Новороссийск за вещами. Получили их и благополучно домой вернулись…
А в это время уже корниловцы приближались. Не пришлось побыть дома и с полмесяца. Пошел Степан Омельченко сам в Старо-Ниже-Стеблиневскую — там формировали отряд. И поступил он в рогачевский отряд.
Вот такая история. Да, Кочубея Ивана видел несколько раз — под Динской, и под Корсунской, под Троицкой видел. А раз, смотрят, пыль по дороге. Не белые, думают? Когда подъезжают — оказалось, Кочубей едет…
Степные дороги… Пыльными столбами и летним зноем, безводные, столбовые, проселочные, водили вы сынов своих то прямо, то кружили по всей Кубани, а все ж приводили вы все к родному гнезду, родному дому. Огромным шаром невиданного перекати-поля вращается Земля, и нет уже тех дорог, и помина нет, но в памяти людской навсегда вы, потому что то была юность и дороги были молоды, как апрельский ветер над зеленой нивой.
— Кто это там такой говорит? — спросил Павел, когда они проходили с отцом мимо кучки собравшихся на базаре.
— Да Сегеда Тимофей, Михаила сын. Давай постоим, — ответил отец.
Остановились, слушают.
— Со Степаном Омельченко поступили мы в городе Новороссийске на бронепоезд «Большевик». Его только-только рабочие сделали. По Черноморской ветке двинулись мы из этого Новороссийска, значит. Уже это было примерно в марте.