— Мда… — протянул я глядя на всю эту безрадостную картину. — А ведь всё это потом реставрировать придётся…
— А? — повернула на мой голос голову Ольга Васильевна.
— Я говорю, что Полис после войны придётся либо реставрировать, либо отстраивать заново, — ответил я, махнув рукой в сторону окна.
— Это да, — немного рассеянно согласилась женщина. — На самом деле, вопрос откуда взять средства на реставрацию, это чуть ли не самая большая головная боль для нас с Катей сейчас.
— М-м-м, полисная кремлёвская казна? — предположил со своего места Зиновий, пристально вглядываясь в лобовое стекло.
— А ты уверен, что она ещё цела? — фыркнула Кня’жина. — Нет… мы просто не можем рассчитывать на то, что что городская казна в сохранности и станет доступна нам после победы. Мы исходим из худшего сценария, а он говорит, что в данный момент финансовые хранилища Москвы полностью находятся в руках нашего врага и что с ними происходит никому не известно…
В это время, летун задав небольшую дугу, начал медленно опускаться к крыше какого-то небоскрёба, на которой располагался самый настоящий трёхэтажный особняк, с парком и даже фонтанами. Увидев эту картину, Ольга Васильевна тут же нахмурилась.
— Это место где жил Дмитрий? — поинтересовался я, глядя как на центральной площади с фонтаном суетятся человеческие фигурки, быстро вырисовывая белой краской два креста на влажной мощёной камнем, заваленной мусором, разбитой и изрытой оспинами оплавленных воронок мостовой.
— Ну… — женщина ненадолго замялась. — Это точно небоскрёб Лубянского Дома Презрения, но я честно говоря не знаю, здесь ли лечился Дима или нет. В то время, сразу после Коронации брата, меня насильно выдали замуж за его сподвижника Ланского, а потому я была полностью исключена из семейных вопросов. Знала только, что состояние младшего брата ухудшилось и его поместили на лечение.
Покуда мы разговаривали, наш летун, как и машина сопровождения, быстро пошли на посадку прямиком на только что нанесённые кресты разметки, которые уже медленно размывал мелкий дождь. Сказать по правде, я по началу даже не понял, какой смысл в подобном позиционировании места посадки, потому как по моей памяти агент «Шипов», как лихо взлетел, так и не менее ловко сел возле Тимирязевки.
Только потом до меня дошло, что тогда, два года назад, мы приземлились на фактически пустую ровную улицу, а сейчас пространство под нами ограничено, так что можно легко повредить летун или вообще кого-нибудь зашибить. Более того, если не высунуть голову из летуна и посмотреть вниз, то из кабины просто невидно, что там происходит. Поэтому Зиновий пользовался расположенным перед ним этаким зеркальцем, которое он поднял из приборной панели над рулём. И уж не знаю, как это там работало, но на нём сейчас как раз и было видно медленно приближающийся белый крест.