Николай вскочил и рывком открыл дверь. На пороге стоял настоятель, а с ним какой-то мужичонка.
— Что стряслось?
Отец игумен тронул мужика за плечо и сказал:
— Вот, крестьянин здешний. В Тихвине живёт, торговлей промышляет. Ездил в Санкт-Петербург, за товаром. А что увидел — сам расскажет.
— Ездил я Питер, зерно туда возил по приказу господина прапорщика. Ну, пришлось везти, куда денешься? Опять вот бумажек получил — куда их и девать-то теперь?
— Ты по делу говори, по делу, — буркнул настоятель, тряхнув мужика за плечо.
— Ага, — кивнул крестьянин и продолжал. — Утром сегодня доехал уже до Селиверстова столба, как тут у нас один столб зовут, что кузнец Селиверст зачем-то ставил, когда ляхи ещё в монастыре были, и увидал, что там солдаты привал делают.
— Сколько солдат? — резко спросил Клеопин, быстро застёгивая мундир и навешивая пантальеру с тесаком. — Конница, артиллерия?
— Солдат — видимо-невидимо. Не считал. А конницы не видел, врать не буду. Вроде бы, одна лошадь паслась. А артиллерии, пушек стало быть, тоже не видел…
— Ты, сын мой, отвечай-ка, — вмешался игумен. — Костры там были?
— Н-ну, вроде бы, были, — неуверенно ответил торговый мужичок.
— Сколько? — продолжал батюшка.
«Ай да владыка! — восхитился Николай. — А я бы о таком и не подумал!»
— Н-ну, может, десять, — почесал крестьянин голову. — А может, все двадцать. Или — тридцать… Я же так думал, что идут они не иначе как на нас, так сразу и поспешил сюда. Ехал-то налегке, чего там в Питере сейчас купишь?
Отец игумен молча развернул болтливого мужичонку и легонько подтолкнул его к выходу.
— Что скажешь, господин командир? — прищурился настоятель, глядя на штабс-капитана, как командир полка на нового ротного. — Сколько, значит, противника идёт?
Клеопин раздумывал недолго. Что там думать-то? По уставу один костёр разжигался на десятерых.
— Думаю, Ваше… Преосвященство, что идут на нас от сотни до трёхсот человек.
— Возможно, и больше. Если спешат, то могли костёр не на десяток, а на два десятка разжечь. Стало быть, если по самому большему?
— Не больше пятисот, — твёрдо ответил Клеопин, выходя из кельи. — И, думается, что даже и поменьше будет. Человек триста-четыреста.
— Батальон, — уверенно подтвердил настоятель его предположение. — Как помнится, лошадь-то только для командира батальона полагается? Вряд ли бунтовщики что-то в уставе менять стали. Что делать думаешь, сын мой? Всё равно их раза в два-три больше будет… Отступать?
— Нет, владыка, — спокойно сказал Николай. — Пойду в наступление! Одно меня только смущает…
— Уж не трудники ли мои, от коих ты пакости ждёшь? — угадал владыка. — Боишься, что в спину ударят? Не бойся, сын мой. С этими-то я сам решу. Прапорщик ихний в подвале сидит. Хотел было тебя попросить, чтобы выпустил, но пущай ещё немного посидит. Ума поднаберётся…