Я выволокла Оленёву из- за стола, протащила к доске, и макнула ее головой в свернувшуюся трубкой газету на учительском столе.
– Ты написала?
Она уже дико визжала. Все повскакали с мест и окружили нас, но стояли молча, ждали, чем это закончится. Только Кисик сказал:
– Захарка, ну, хватит!
Но я была вне себя от ярости. Я схватила ее за волосы и намотала ее надушенные «хвосты» на кулак.
– Если кто двинется, я её задушу!
Я все макала и макала ее головой об стол.
– Говори, зачем ты это сделала?
Думаю, под горячую руку я и правда могла бы ее задушить.
Оленёва была красная, как набегавшийся поросёнок, но изо всех сил еще пыталась извернуться и меня пнуть. Пухленькими ручками с розовым маникюром она вцепилась в мои руки и пыталась отодрать их. Но я тогда уже два года всерьёз занималась баскетболом и, конечно, была сильнее и выше томной невысокой Ольги. Как только она переставала визжать, я крепче сжимала её воротник, и тогда она захлёбывалась и хрипела, а я все трясла ее и орала ей в ухо:
– Кого это я предала? Говори! Кого?
И тут вошел Никитин. И остолбенел.
– Во- о- о- ви- и- и- ик! – заорала Оленёва. Я обернулась и увидела его. В руке у него был надкусанный пирог из буфета, только что я сама съела такой. Я до сих пор помню, как пахли те пирожки с вытекающим сбоку яблочным повидлом – перегаром растительного масла.
– Во- о- о- ви- и- ик! – орала Оленёва.
– Захарка, ты что, рехнулась?! – Никитин, торопясь заглотил пирог, и схватил меня за руку, за ту, которой я удерживала Ольгины локоны. Его жирные от пирога пальцы оказались как раз на уровне моих глаз, и я увидела на них остатки повидла и свежую малиновую тушь.
– Ах, это ты написал, подонок!
Я выпустила Ольгу и замахнулась на него освободившимся кулаком, но он увернулся от моего удара и схватил меня за обе руки. Оленёва с воплями кинулась из класса. Никитин посмотрел ей вслед, бросил меня и побежал за Ольгой. Я отряхнула руки, как будто они были запачканы в грязи, одернула юбку и пошла к своему месту.
– Мразь. Говнюк.
– Ну, ты, Майка, даёшь! – сказала Швабра. – Что теперь будет?!
Зу- зу смотрела на меня с ужасом, как будто я, выпустив Оленёву, могу сейчас кинуться на неё.
У меня пылало лицо, в голове звенело. Я подняла с пола свой портфель, достала учебник, ручку. Руки тряслись. В классе теперь стоял страшный шум, но у меня было чувство, что я одна. Синичкина тоже выбежала в коридор и, вскоре вернувшись, сообщила:
– Оленёва в учительской. Ей вызвали «Скорую помощь»!
Кисик сделал очень серьёзное лицо и сказал:
– Сдаётся мне, придётся нам Захарку на поруки брать.