– Сюда! Она здесь!
***
Я люблю летать и никогда не боюсь. Чтобы разбиться, надо упасть с высоты, а для этого надо на эту высоту еще вскарабкаться. Я знаю, что я не вскарабкалась, и за это я себя ненавижу. Это ведь надо было умудриться быть такой дурой. Только за Мишу я себя не ненавижу…
Я всегда выхожу из самолёта последней. На аэрофлотовских рейсах меня практически никто не пропускает вперёд, у нас привыкли пробиваться несмотря ни на что. Да я и сама не тороплюсь. Мне жаль выходить из самолета. Командировки у меня бывают редко, кто его знает, когда я еще смогу полететь. Мне нравится даже сам воздух салона – специфический и немного пыльный.
Я отношусь к самолетам, как к живым существам. Я вижу, как они напрягаются, если мы попадаем в зону турбулентности, как дрожат тогда их плоскости, будто это аистенок нерешительно делает свой первый полет. Я мысленно подбадриваю их, называя нежно: «миленький самолётик». Я не думаю об экипаже и о других пассажирах, я даже не думаю о сыне с точки зрения «как же он без меня останется». К счастью, мой сын уже вырос настолько, что я могу не мешаться у него под ногами.
На взлёте я всегда подбадриваю «мой» самолёт. «Ну, миленький, давай, разгонись… Хорошенько! Давай ещё…» Я хвалю его, когда он набирает высоту. «Мы летим. Ты – молодец. Ах, как это славно – летать… Когда летишь, тебя обтекает холодный воздух, но холодный воздух, это не снег, он бодрит, а не замораживает, ты только не поддавайся обледенению, мой дорогой!»
А на посадке я чувствую что- то вроде печали. Несколько минут назад я была ещё высоко, летела над облаками, а сейчас, пронзив влажное марево, я спускаюсь к земле, будто выныриваю из- под одеяла, из прекрасного сна, из которого не хочется просыпаться. Меня волнуют огни, дома и дороги, которые я вижу внизу, я представляю, как я могла бы смотреть на свой самолёт с земли, из окна дома, или по дороге куда- нибудь. В детстве я часто смотрела на самолеты, задирала голову, и как многие думала: «Улечу!». Сейчас мы делаем вираж, чтобы зайти на полосу, и я знаю, что наш самолет садится, приподняв кверху нос, похожий на утку, растопырившую перепонки лап, чтобы спланировать на поверхность воды. Я чувствую, как он вздрагивает корпусом, когда выпускает шасси. Я знаю, посадка нелёгкое дело. Я успокаиваю его, как успокаивают матери детей перед ответственными экзаменами. «Будет всё хорошо, я уверена. Только не наделай ошибок от волнения, милый».
И самолёт опускается всё ниже, я жду его касания с полосой и чувствую разочарование, как только оно происходит, так бывает при окончании долгожданного праздника. Мой полёт завершён, и кто его знает, когда я ещё раз поднимусь в небо. Сегодня меня посадили ближе к проходу – дальше мне не пробраться, но у окна никого нет. Это счастье. Я сижу с вывернутой головой, ощущаю затылком спинку сиденья и смотрю сверху на облака. Они напоминают мне снег, плотный, спрессованный ратраком снег в горах, местами с небольшими сугробами, иногда с разбросанными по поверхности снежными комками. Удивительно, но при виде их я не испытываю каких- то неприятных чувств, хотя призрачная снежная долина очень похожа на настоящую, горную.