– Жизнь сложная штука, Захарка. Ты ведь и правда выпендривалась, а кому это было надо? Все как- то тихонько жили и жили. Катились по течению.
– Я никогда не выпендривалась зря, только по делу.
Валюшка опять помолчала.
– Знаешь, ты не обижайся, но ведь не все жили так, как ты. У меня вон, например, два младших брата были. Мне приходилось с ними сидеть. У кого- то мать больная, а кто- то просто ленился. Кому- то ума не доставало… Но ты уж больно всегда гордилась, что ты всегда все знаешь. Кое- кто даже считал, что ты не от мира сего, настолько ты была помешана на знаниях. Прямо ходячая энциклопедия. – Она помолчала. – Знаешь, а Кисик мне как- то признался, что он жалеет, что поднял против тебя руку. Сейчас- то ты стала нормальной, конечно. Такой же, как все. И все теперь к тебе нормально относятся.
Я тоже молчала. Нам обеим стало как- то неловко.
– И что, тебе действительно прооперировали тогда коленку? – Наконец спросила я.
Я слышу, как Валька отчётливо сплёвывает три раза через плечо. – Само всё зажило, как на собаке.
– Ну, и слава Богу.
– А знаешь, Исса Давыдовна после увольнения из нашей школы в общем- то и не пострадала. Она устроилась на работу в каком- то училище, где готовят портных, и встретила там преподавателя математики моложе её на десять лет. Исса вышла за него замуж и прожила с ним в счастливом браке ещё много лет до самой смерти этого преподавателя. – И Валька опять заразительно хохочет.
Прощаемся мы так, будто лучше подруг, чем мы, на свете никогда не было. – Береги коленку, – советую ей я. – Иногда бывает, что через много лет после травмы нога дает о себе знать.
– Ты тоже не хворай, – отвечает мне Валька. – Кстати, Никитин теперь стихи пишет.
– Вовик? Не может быть.
– Я сама не ожидала.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам хвастался. Выкладывает их на каком- то сайте в интернете. Нам вслух читал.
Мне вдруг показалось, что я просто обязана их найти.
– На каком сайте?
– Ой, я не знаю. – И она закричала куда- то вглубь. – Киса! Иди сюда! Захарка спрашивает, на каком сайте Никитин стихи выкладывает? – Возникла минутная пауза, пока подошел Кисик, а я успела схватить ручку, чтобы записать название сайта.
Всё- таки, какая прекрасная за окном осень! Я не поняла, что такое со мной вдруг произошло, но через некоторое время после их встречи в ресторане и после всех этих звонков меня отпустило. Нет, по правде говоря, меня отпустило окончательно, когда я прочитала Вовкины стихи. Он, оказывается, вспоминает Оленеву всю жизнь. Любит ее до сих пор. А обо мне я ничего не нашла. Еще было что- то вроде неясного сожаления, зачем же он сломал невинную душу. Но это уж вряд ли обо мне. Стихи у Вовика были плохие, и я их быстро закрыла. Мне и без того, стало Вовика жаль. Я- то ведь просто злилась на обстоятельства, а он, наверное, страдал по- настоящему. Может быть, я даже была большей эгоисткой, чем он? Я вдруг почувствовала, что мне легко. Так чувствуют себя больные- сердечники, когда их сердце под действием нитроглицерина перестает сжимать липкими лапами грудная жаба. В моей голове эта жаба, похоже, топталась почти всю мою жизнь. Теперь она куда- то исчезла и все мои годы вдруг развернулись передо мной цветными картинками. Иллюстрациями, написанными собственноручно к моей же собственной книжке. Я увидела себя школьницей – картинки были сплошь черно- белые. Потом студенткой, это было нечто пестрое, лоскутное, размытое. Потом аспиранткой все в серо- голубых, холодных тонах. Дальше – замужней женщиной в синем. А кто сказал, что брак – веселое дело? После него – взрыв, оранжево- красный салют, любовь. Неправда, что любовь, это когда вдвоем. Может быть сколько угодно участников, и даже один. Только один. Это я. Время можно растянуть, да. Я постараюсь. И я по- прежнему люблю маму. Она навечно мой дом, пристанище.