– Ты это сделала ради кого- то?
– В том- то и дело, что нет. Мы тогда все были такие. Всё время чего- то стеснялись, о чём- то переживали… Просто другие не заболели, а мне не повезло. У меня на гамашах на коленке была заштопана дырка. И как это я пойду на танцы в каких- то дырявых штанах? И где я буду их снимать? А потом надевать? А вдруг кто- нибудь увидит? Мороз тогда был под тридцать градусов. Как раз под Новый, 1983- й год. И я спокойно пошла на танцы в капроновых чулках.
Я слушала и думала. Никто нас тогда не учил мыслить самостоятельно. Нам велели слушаться, а мы сопротивлялись. Но когда сопротивлялись, всё равно не мыслили самостоятельно. Поэтому и жили скорее по наитию, чем по уму.
– Но зачем тебе это надо было, Захарка?
– Я хотела проверить.
– Что проверить?
– Любишь ты меня или нет.
Трубка каркнула её голосом.
– Майка, ты в уме?
Я заорала.
– Да, я в уме! Я даже в очень хорошем уме. Настолько хорошем, что совершенно точно знаю, что самое главное для человека в восьмом классе – это знать, что его любят!
Швабра долго молчала. – Хм, любят… надо же… Придумала. Меня вот сроду никто никогда не любил. А ничего – живу. И очень даже неплохо живу. Что ты на это скажешь, Захарова?
– Скажу, что это очень плохо, Томка. Впрочем, ты не права. В какой- то степени тебя люблю я.
– В какой- то степени…? В какой?
– В достаточной, чтобы сейчас с тобой разговаривать. У меня вон, в кастрюле борщ выкипает.
Какие- то хриплые звуки донеслись до меня. Я удивилась.
– Ты что, Томка? Плачешь там, что ли?
– Сволочь ты, Захарова. – И она отключила телефон.
Моё родственное чувство к ней уплывает, как облачко.
Теперь, когда Валюшка рассказала мне завязку, продолжение я могу уже представить сама, возможно, опуская некоторые детали.
В каникулы моя мама встретила на улице нашу классную. Об этом я знаю точно, потому что кое- что из их разговора мне стало известно ещё тогда. Мама в те дни обсуждала на кухне с отцом эту случайную встречу. Меня к обсуждению тогда не допустили, но кое- что я слышала и из- за закрытой двери, гордо восседая в комнате в кресле с журналом «Иностранная литература». Но, не подозревая о сути, я тогда думала, что камнем преткновения в их разговоре явилась только моя одежда и ничего более. Даже и сейчас, не закрывая глаз, я будто вижу маму и классную неумолимо движущихся навстречу друг другу по нашей тихой и узкой улице, по которой я прохожу какую- то часть пути в школу и из школы. Разойтись на ней, не поздоровавшись, невозможно. Мама и классная останавливаются друг напротив друга.
Я думаю, что первой должна была начать классная.