Мы разбирали структуры плетений, успешно изучили несколько заклинаний по обнаружению нежити и даже упокоили наглого хомяка. Проблема была в том, что я на примере трех первых классов подцепляла своеобразные нитки и отправляла по ним импульсы, что абсолютно не подходило для умертвий четвертого класса.
Они больше походили на живых, обладающих даром, а потому магия, поддерживающая их жизнь и разум, была заперта внутри их тел. Чтобы до нее добраться, нужно было проникнуть через барьер, своеобразную защиту, расправившись сначала с ней, а уже потом устанавливать связь.
Перехватить управление при этом было нереально. При вскрытии защиты имелась всего секунда на то, чтобы использовать один любой импульс. Заклинание упокоения воспроизводилось быстрее, чем заклинание управления. Собственно, именно поэтому четвертый класс и считался неуправляемым.
С основными занятиями мы укладывались в три часа, но обратно в общежитие я не спешила. Обычно оставалась делать домашнее задание под присмотром галеция, а если ему нужно было уйти, то сидела в единственном здании на кладбище в одиночестве.
Меня не пугали мертвые, что находились в склепах буквально за стенкой. Даже если кто-то вдруг выкапывался на кладбище, я не испытывала страха. Наверное, потому, что знала, что бояться нужно живых.
На выполнение домашних заданий у меня обычно уходило от часу до двух. Потом я шла на ужин, который неизменно проводила в компании Бет и Энаро. Рядом с ними я могла расслабиться и просто болтать ни о чем, с удовольствием слушая рассказы огневика.
Его истории всегда были настолько смешными, что я немного завидовала ему, а точнее, сожалела о том, что не учусь вместе с ним на курсе. Казалось, у первого курса огневиков каждый день был сплошным весельем.
Я привыкала к академии. Чувствовала, что постепенно расслабляюсь в этих стенах. Напряжение первых дней сходило на нет. Друзья воспринимались так, будто мы знаем друг друга уже тысячу лет, а враги…
Врагами и оставались. Мы с Дионикой больше не пересекались даже в столовой, она не нарывалась на очередные разборки и, кажется, успокоилась, чего я о себе сказать не могла.
Каждый раз, когда я видела ее в коридорах, ненависть внутри меня поднималась обжигающей волной. С тех пор как у меня проявился огонь, чужую смерть я ассоциировала исключительно с пеплом, так что неудивительно, что моя ненависть жглась.
Правда, я старалась держать себя в руках. Не отступила, нет. Не забыла и не простила, но пока усугублять свое и без того шаткое положение не желала. Я должна быть готова к новой стычке, потому что драть друг другу волосы – это одно, а уничтожать чужую жизнь – совершенно другое.