После того, как храмовник благословил молодых, они с гостями направились в Ясновку. Подъезжая к поместью, Мирося задумалась, кто же откроет молодым ворота? По-хорошему, Лукаша должна была бы встречать вдова старшего брата, которая теперь, получается, должна заменить парню мать. Но кто тогда станет за отца?
Стоя перед закрытыми воротами, дружки наперебой распевали свадебные песни. Песни парней так перекликались с песнями девчат, что порой казалось, будто не поют они то, что веками пели до них, а ведут свой разговор.
Наконец-то ворота отворились и вышли посаженные родители. Мирослава выдохнула и сама удивилась, что, оказывается, успела затаить дыхание. Ей и жалко было Станиславу, молодую вдову Лукашевого брата, и, одновременно, не хотелось, чтобы она встречала Марылю вместо свекрови. Но за воротами стояли пан Август с женой – самый старый шляхтыч в округе и какой-то родственник Лукашевой матери.
– Встречали нас наши родители и вручали нам хлеб, – громко, чтобы было слышно всем гостям, начал говорить пан Август, – чтобы было его у нас всегда в достатке. Примите же и вы от нас хлеб. И живите всегда в достатке, чтобы ни в чем не нуждались, как и мы».
«Все правильно» – осознала вдруг Мирослава причину своей тревоги. Потому и не вышла вдовая Станислава встречать на пороге новую невестку, что благословлять молодых хлебом должен кто-то, у кого хлеба и счастья если не избыток, то хоть достаток. А не та, у которой еще слезы по мужу не обсохли.
Молодые тем временем приняли хлеб, и теперь пан Август протягивал Лукашу хмельную чару. Глядя, как пан молодой принимает подношение, гости снова заволновались. Те, кто постарше и посолиднее, со смешками убирались подальше. Вперед выпихивали нарочито упирающихся парней и смущенных паненок.
– Пусти, Миросенько, – мимо протиснулись Анелька и Беатка. – Пусти, с тобой-то уже и так все ясно…
Мирося не спорила. Нарядных кафтана и корсета было жаль, а замуж ее, действительно, и так возьмут. Завороженно смотрела она, как Лукаш молодецким размахом выплеснул всю чашу за себя. Разочарованно запищали девицы, утирая платочками мелкие брызги. А Мирося вместе с остальными гостями смотрела на вдову Ясновскую, которая медленно, словно во сне, вытиралась широким полотенцем.
Молодые вошли во двор, где их ожидали домочадцы и челядь. Это снова отвлекло всех от обсуждения того, за кого ж это может пойти замуж вдова, да с детьми, да еще и в этом году. В конце концов, может, врет все примета. А. может, еще что из виду упустили, разве ж все упомнишь.
Свадьба шла своим чередом. Пели, пили, танцевали… Но в какой-то момент, когда над Пущей начали сгущаться сумерки усадьба Ясновских осветилась кострами и факелами, Миросе стало грустно. Она была, вроде бы, своя на этом празднике, и, тем не менее, граница, отделяющая ее от остальных пущан сейчас стала особенно заметна. Отойдя на пару шагов в сторону леса, Мирося прислонилась спиной к ясеню.