– Мы нарушим порядок, установленный здесь демонами, – продолжил я. – Но сделаем это не для того, чтобы сбежать.
Теперь хмурились оба – я буквально читал на их лицах вопрос: «А не это ли наша цель?» Вслух, однако, ни один, ни другой ничего не произнесли, понимая, что я не закончил.
– Мы найдем способ вернуться домой. И вернемся. Но на своих условиях.
Первым понимание появилось в глазах у подопечного, а буквально спустя секунду зажглось и во взгляде мага. Только вот эмоции они испытывали полярные.
– Ты что, собираешься… – начал было Гринь, но Стеф закончил фразу за него:
– Хочешь очистить станцию? Я за!
– Да вашу же мать, долбаные вы святоши! – нехристь посмотрел сперва на меня, потом на граничника, после чего сплюнул на пол. – Почему вы все время лезете всех спасать?
Разговор наш проходил в столовой, расположенной по соседству с медблоком и до сих пор являющейся моей комнатой. Я озаботился тем, чтобы нас никто не подслушал, повесив по дрону в каждом коридоре, ведущем сюда, – переселение в клона не лишило меня возможности управлять внешней техникой.
Людей в личных президентских апартаментах было немного. Сам Фокс отсутствовал, участвуя в дебатах с Мантой в соседнем улье, охрана внутрь входила только по просьбе, а прислуга старалась держаться от нас подальше – хоть главный подземник и сказал, что мы не враги, людей с белой кожей они по-прежнему боялись.
В итоге мы были предоставлены сами себе и даже обладали некой свободой передвижения. Не настолько полной, чтобы гулять по «улицам», но и запертыми в тюрьме себя не чувствовали. Гринь со Стефом, например, надевали маски с перчатками, и в сопровождении охраны выбирались наружу, изучая жизнь местных.
– Потому, что должны, Гринь, – ответил я, понимая, что вопрос нехристя был риторическим. – Потому, что приняли для себя этот путь. А еще потому, что случайностей не существует, и жизнь человека – цепь из закономерностей, сотканных из принятых им решений и поступков. Наши – привели нас сюда. Мы можем попытаться сбежать, а можем вернуть людям – всем людям на станции! – возможность жить и самостоятельно делать выбор между Светом и Тьмой.
В конце речи я усмехнулся, тщательно контролируя мимику. Втайне я гордился тем, что демонстрация эмоций больше не походила на гримасу боли, хотя мне еще было над чем работать.
– Ничего мы им не должны! – рявкнул нехристь в ответ. – Они тут триста лет жили и в ус не дули, а теперь мы должны их спасать? Давать им выбор – да ты себя-то послушай, Мертвый! Они же ни в бога, ни в черта не верят!
– Владей ты хотя бы основами веры, Гринь, то понимал бы, что молитва, обращенная к Господу, может быть направлена на кого угодно, но спасает, прежде всего, твою собственную душу.