Русская критика от Карамзина до Белинского (Бестужев-Марлинский, Бестужев) - страница 163

Коробочка — вот это совсем другое дело! Это тип деятельной помещицы-хозяйки; она вся живет в своем хозяйстве; она ничего и не знает другого. С виду вы назовете ее крохоборкой, смотря на то, как она собирает полтиннички и четвертачки по разным мешочкам; но вглядевшись в нее пристальнее, вы отдадите справедливость ее деятельности, и невольно скажете, что она в своем деле министр хоть куда. Посмотрите, какой везде у нее порядок! На крестьянских избах видно довольство обитателей; ворота нигде не покосились; старый тес на крышах заменен везде новым. Взгляните на ее богатый курятник! Петух у нее не так, как на деревне у Манилова,— петух щеголь. Вся птица, как заметно, уж так приучена заботливою хозяйкою, составляет с нею как будто одно семейство и близко подходит к окнам ее дома: вот отчего у Коробочки только могла произойти не совсем учтивая встреча между индейским петухом и гостем Чичиковым. Домашнее хозяйство ее все идет полной рукою: кажется, одна только Фетинья в доме, а посмотрите что за печенья, и какой огромный пуховик принял на свои недра усталого Чичикова! — А что за чудесная память у Настасьи Петровны! Как она, без всякой записки, наизусть пересказала Чичикову имена всех вымерших мужиков своих! Вы заметили, что мужики Коробочки отличаются от других помещичьих мужиков все какими-то необыкновенными прозвищами: знаете ли, почему это? Коробочка себе на уме: уж у ней что ее, то крепко ее; и мужики также помечены особыми именами, как птица помечается у аккуратных хозяев, чтобы не сбежала. Вот почему так трудно было Чичикову уладить с нею дело: она хоть и любит продать, и продает всякий продукт хозяйственный, но зато и на мертвые души смотрит так же, как на свиное сало, на пеньку или на мед, полагая, что и они в хозяйстве могут спонадобиться. До поту лица умучила она Чичикова своими затруднениями, ссылаясь все на то, что товар это новый, странный, небывалый. Ее можно было только напугать чертом, потому что Коробочка должна быть суеверна. Но беда, если случится ей продешевить какой-нибудь товар свой: у нее как будто совесть не спокойна — и потому не мудрено, что она, продав мертвые души и потом раздумавшись о них, прискакала в город в своем дорожном арбузе, напичканном ситцевыми подушками, хлебами, калачами, кокурками, кренделями и прочим, прискакала за тем, чтобы узнать наверно, почем ходят мертвые души, и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть, в тридешева.

На большой дороге, в каком-то деревянном, потемневшем трактире, встретил Чичиков Ноздрева, с которым познакомился еще в городе: где же и встретиться с таким человеком, если не в таком трактире? Ноздревых встречается немало, замечает автор: правда, на всякой русской ярмарке, самой ничтожной, вы уж непременно встретите хотя по одному Ноздреву, а на другой, поважнее — конечно, по нескольку таких Ноздревых. Автор говорит, что этот тип людей у нас на Руси известен под именем разбитного малого; к нему идут также эпитеты: безалаберный, взбалмошный, ералашный, хвастун, забияка, задирала, враль, человек дрянь, ракалия и проч. С третьего раза они говорят знакомому — ты; на ярмарках покупают все, что в голову ни взбредет, как например: хомутья, курительные свечи, платье для няньки, жеребца, изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупчатой муки, табаку, пистолеты, селедок, картин, точильный инструмент, словом, в их покупках такой же ералаш, как и в их голове. В деревне у себя они любят хвастать и лгать без милосердия и называть своим все, что им и не принадлежит. Не доверяйте словам их, скажите им в глаза, что они вздор говорят: они не обижаются. Страсть большая у них все у себя в деревне показывать, хотя и глядеть не на что, и всем хвалиться: в этой страсти выказывается радушие — черта русского народа — и тщеславие, другая черта, также нам родная. Ноздревы большие охотники меняться. У них ничто не посидит на месте, и все должно также вертеться вокруг их, как у них в голове. Дружеские нежности и ругательства в одно и то же время льются с их языка, мешаясь в потоке слов непристойных. Избави боже от их обеда и от всякой короткости с ними! В игре они нагло плутуют — и готовы драться, если им это заметишь. Особенная страсть у них к собакам — и псарный двор в большом порядке: не происходит ли это от какой-то симпатии? ибо в характере Ноздревых есть что-то истинно собачье. Дéла с ними никакого сладить нельзя: вот почему сначала кажется даже и странным, как Чичиков, такой умный и деловой малый, узнававший с первого раза человека, кто он и как с ним надо говорить, решился войти в сношение с Ноздревым. Такой промах, в котором Чичиков после сам и раскаялся, может, впрочем, объясниться из двух русских пословиц, что на всякого мудреца довольно простоты, и что русский человек крепок задним умом. Зато Чичиков и поплатился после: без Ноздрева кто бы так всполошил город и произвел всю суматоху на бале, которая причинила такой важный переворот в делах Чичикова?