Альтернативность в историческом процессе и в истории культуры : Методические материалы к спецкурсу

Рецензенты — к. и. н. И. Ю. Николаева, к. и. н. М. С. Бобкова

Издание осуществлено в рамках проекта «Развитие образования в России»

Программа поддержки кафедр. Институт «Открытое общество» — Фонд Сороса.

Программа утверждена к печати Ученым Советом Томского государственного университета.

«Полоса отчуждения», существующая ныне между историей и литературой, возникла не так уж давно. Лишь в середине 30‑х гг. XIX в. прервалась тесная до того момента связь между исторической прозой и художественной литературой. Одновременно изменился как характер читательской аудитории, так и ситуация на книжном рынке: романы стали покупать и читать охотнее, чем исторические сочинения. Это произошло в течение десяти лет, то есть при жизни одного поколения.

1. От первой главы «Евгения Онегина» к «Истории Пугачевского бунта»: изменение ситуации на книжном рынке в интервале между февралем 1825 года и декабрем 1834 года.

2. Публика требует от книг по истории занимательности романов — историки начинают ориентироваться на собратьев по цеху.

3. Метафора в большом времени истории: смена различных поэтических интонаций в течение нескольких веков.

4. Мастерство историка: не только логика, но и форма изложения результатов.

На глазах нашего поколения историк-профессионал утратил свое исключительное положение естественного монополиста, которое он занимал в обществе с незапамятных времен. Ранее он был практически единственным ретранслятором былого: принимая сигналы от прошлого, историк знакомил с ними настоящее и передавал их в будущее. Одни сигналы им усиливались, а другие — утрачивались или игнорировались. Именно историк решал, что подлежит занесению на страницы истории, а что — нет. Его творческая деятельность, воссоздавая прошлое на страницах книг и журналов, фактически заново творила минувшее. И никто не оспаривал у историка это суверенное право креативности.

I. Социальные роли историка и критерии их выделения.

«Судить или понимать?» Только такое абсолютное противопоставление позволяет зафиксировать наличие диаметрально противоположных и предельно допустимых социальных ролей историка, желающего оставаться в рамках научного сообщества. Минус такого подхода состоит в том, что он не учитывает как вольное или невольное совмещение этих ролей одним и тем же исследователем, так и всё то многообразие социальных ролей, которые реально играет историк и которые до конца еще не осмыслены. Не претендуя на исчерпывающую полноту, я попытаюсь их перечислить: