– Сидр – не алкоголь.
Минни засмеялась.
– Это же не вино и не виски! – рассердилась я. – Мне просто вкусно, только потому и пью. Я не пьяница!
Пока я говорила, Минни переползла ко мне и положила руку мне на плечо:
– Ты сейчас кого убеждаешь – меня или себя?
Тут я сделала то, чего мы обе ожидали бы в последнюю очередь. Я разревелась. Тогда сестра обняла меня и положила мою голову себе на плечо, отчего мне стало только хуже.
– Минерва, мне надо выбраться отсюда. Обязательно, а то я взорвусь.
– Не волнуйся. Я работаю над этим, уговариваю папу.
– Ну да, ты его уговариваешь, чтобы он тебя отпустил. А я что?
– Нет, я уговариваю папу насчет нас обеих, – возразила Минни. – Я твержу ему, что в этом доме нездоровая атмосфера и нам с тобой необходимо отсюда вырваться.
Я отстранилась от Минни и спросила:
– Что-то получается?
– Вроде да. Беру его измором.
– А почему ты к маме не стала подступаться? – Я не могла не спросить.
– Потому что она слишком нас любит, – ответила Минни.
– Ну да, а папе наплевать, – горько кивнула я.
– Неправда. Папа нас тоже любит – по-своему.
– Просто не так сильно, как свою политическую карьеру, – уточнила я. – Он вернулся к нам только потому, что ему полезно создать видимость благополучной семейной жизни для процесса Макгрегора. Даже если он сам считает, что вернулся к нам, мы его и не видим.
– А ты хотела бы видеть его чаще? – спросила Минни.
Я задумалась.
– Вообще-то нет.
– Тогда будь осторожнее со своими желаниями, – сказала Минни. – Не беспокойся, Сеффи. В сентябре мы с тобой будем уже далеко от этого сумасшедшего дома.
– Точно?
– Даю тебе честное слово.
Я сидел на галерее для публики, где яблоку было негде упасть. Далеко внизу, справа, я видел отца. Только левый профиль, весь в синяках. С тех пор как в нашу жизнь ворвалась полиция, я видел его только во второй раз. Судья нудил что-то, обращаясь к присяжным, втолковывал им, на что следует обращать внимание в этом деле, а на что не следует. Двенадцать добрых и порядочных мужчин и женщин, внимавших каждому слову судьи. Двенадцать добрых и порядочных Крестов, разумеется. А как иначе отправлять правосудие? Когда секретарь суда наконец встал и обратился к папе, у меня все внутри сжалось.
– Райан Каллум Макгрегор, признаёте ли вы себя виновным по обвинению в политическом терроризме?
– Папа, не надо!
Я не мог сдержаться. Едва слова сорвались с моего языка, я понял, что от них больше вреда, чем пользы, но разве я мог просто сидеть и смотреть на этот… на этот фарс под видом суда?!
– Еще одно нарушение спокойствия на галерее – и я прикажу публике удалиться из зала суда. Надеюсь, я ясно выразился, – пригрозил судья Андерсон.