Я целыми днями проводил время на охоте. Отец пригласил меня поохотиться с ним, и я не мог отказаться. Когда мы прибыли на место, он сказал мне: «Вот следы трех оленей, которые, должно быть, ночевали в этом подлеске, они не могли уйти далеко. Пойдем. Я покажу тебе твое место. Держи мою собаку и через четверть часа иди прямо вперед. Как только я выстрелю, отпусти ее». Я так и поступил, и, пройдя примерно половину пути, я услышал два ружейных выстрелах. Я отпустил собаку, а затем услышал, как мой отец кричит мне: «Сюда!». Я побежал к нему, и к своему изумлению увидел на земле двух оленей. «Я убил двух из них и убил бы третьего, если бы не торопился. Вернемся на ферму, нас там ждут, но сначала надо добыть двух зайцев. Я знаю, где их найти». Через час зайцы лежали в наших сумках. «Этого достаточно, — сказал я, — давайте возвращаться».
Я обошел всех своих друзей и попрощался с ними перед тем, как отправиться в Бовуар к Папаше Тибо, чтобы забрать моего младшего брата с собой в Париж. Я никому не сообщил о времени своего отъезда кроме своего друга Алларда, и отправился в путь в два часа ночи.
По прибытии в Париж, я немедленно отвел своего брата к виноторговцу. Потом я вернулся в свою казарму, где мои товарищи сердечно приветствовали меня. Я получил всю свою зарплату и пенсион за три месяца как кавалер Почетного легиона — всего я получил двести франков, и это меня вполне устроило. Будучи по приказу капитана освобожденным от службы на месяц, я теперь полностью восстановил свое здоровье и был готов к следующей кампании.
Говорили, что готовится поход на Англию. Для всей гвардии были изготовлены гамаки и постельные принадлежности — для каждого солдата. Булонский лагерь бурлил, и, в общем, мы очень весело проводили тогда дни в Париже. Но теперь пришел наш черед принять участие в маневрах на суше и море, после великолепных смотров и строевых упражнений на равнине Сен-Дени, где мы были вынуждены весь день провести под дождем. Дула наших ружей наполнялись водой, но «Великий человек» стоял совершенно неподвижно, вода ручьями текла по его одежде, но он не отпускал нас даже на четверть часа. Его шляпа обвисала до плеч, его генералы выглядели нелепо, но он ни на что не обращал никакого внимания. Наконец он приказал последний раз пройти перед ним, и когда мы отправились в Курбевуа, мы шагали, как утки по двору, но поскольку там было вино, и поэтому мы больше не вспоминали об этом. На следующий день нам приказали быть готовыми в любую минуту выступить. «Собирайте свои ранцы, — говорили наши офицеры, — и прощайтесь, потому что останутся только ветераны».