Джек Голдстоун подробно описывает ход технологического прогресса в Англии, но надо признать, что Джоэль Мокир делает это основательнее. Поэтому, думается, что, несмотря на то повышенное внимание, которое в книге «Почему Европа?» уделяется инновациям, самый интересный момент в анализе, проведенном Голдстоуном, – это отличие британского права от континентального. В этой связи выглядит странным то, что роль институциональных преобразований в преображении Британии Голдстоун отвергает, предлагая, в частности, такой аргумент:
представление о том, что промышленная революция, произошедшая в британской экономике, основывалась на низких налогах и свободной торговле, совершенно необоснованно [Там же: 199].
И впрямь, в ту эпоху, когда происходили большие перемены, налоги у англичан были высокие, да и свобода торговли пришла позже. Но институциональные изменения связаны, в первую очередь, с защитой прав собственности, а не с налогами и фритредерством. Думается, именно то, что имущество у предпринимателя нельзя было после Славной революции так легко отнять, как в Средние века, во многом определило успех Британии. Во всяком случае убедительных опровержений этого чрезвычайно важного положения институционализма Голдстоун не приводит. Более того, его анализ правовых различий острова и континента, скорее, показывает, как англичанам за счет своеобразных институтов, ограничивающих роль государства, удалось сделать то, что не удалось немцам или французам.
Британский пример заразителен
Таким образом, в целом вполне можно согласиться с основным выводом автора, согласно которому «уникальные характеристики социальной, политической, религиозной и интеллектуальной жизни Британии, возникавшие в период от принятия Великой хартии вольностей до Акта о веротерпимости 1689 года, создали альтернативу господствующим тенденциям на континенте и первое общество, в котором инновации и научная инженерия стали общепринятыми и прочно вошли в рутинную производственную деятельность» [Там же: 292]. Джек Голдстоун подчеркивает, что не стоит искать какое-то одно чудодейственное свойство Запада, предопределившее его успех. Изменения долгое время накапливались, а затем вдруг образовали такое сочетание обстоятельств, при котором оказались возможны радикальные перемены. Причем важно отметить, что успех Британии не был заранее предопределен. Многое на ее историческом пути могло произойти совсем по-другому, и тогда совокупность обстоятельств уже не была бы столь благоприятной для экономического прорыва. Так что важнейшие достижения англичан в значительной степени являются результатом случайного стечения обстоятельств. А успех Европы в целом стал следствием британского примера.