«В действительности всё не так, как на самом деле»
Эта знаменитая фраза Станислава Ежи Леца постоянно приходит в голову при попытке применить методологию Майкла Манна для анализа известных событий.
Вся Россия покрыта у нас сетью политической власти. Военная (силовая) в основном с политической совпадает. Но, скажем, Чечню силой покорить не удалось. И Кремль привязал ее к Москве политически (сделав Рамзана Кадырова чем-то вроде вассала, лично заинтересованного в сохранении лояльности сюзерену), тогда как федеральным силовикам вход в Чечню чуть ли не запрещен. А вот контроль Москвы над социалистическим лагерем до бархатных революций 1989 года был, наоборот, построен на том, что военная сила контролировала всю Центральную и Восточную Европу, состоящую из отдельных государств. И силовой контроль сохранялся даже тогда, когда политически Кремль ослаб: авторитета не было, но были танки. И лишь когда Горбачев сказал сателлитам, что танки вводить не станет, за один год система рухнула, и наши политические «союзники» оказались вскоре союзниками США.
Сети экономической власти раскинулись сегодня далеко за пределы России, что в целом характерно для эпохи глобализации. Москва может в известной мере влиять на европейские дела, поскольку Брюссель нуждается в наших природных ресурсах. При этом изменение в ценах энергоносителей, вызванное, скажем, американскими добытчиками сланцевой нефти, без всякой властной вертикали передается к нам и сильно влияет на уровень жизни широких масс, на взаимоотношения в элитах, на лояльность силовиков и на многое другое. То есть сеть экономической власти у нас сегодня всемирная и ее интенсивность ослабевает не там, где до зубов вооруженные пограничники сторожат границу национального государства, а там, где какая-то страна оказывается настолько неразвитой, что просто не воспринимает происходящие в ходе глобализации катаклизмы. Россия глухой дырой не является, поэтому наши события во многом есть результат колыханий экономической сети.
Идеологическая власть внутри одной страны может определяться различными сетями. Скажем, у нас в России есть две по-настоящему крупные религиозные конфессии: православие и ислам. Воздействуют они по-разному и на разные группы населения. Причем ислам является лишь частью огромной межнациональной сети идеологической власти, в которой «за ниточки» дергают совсем не из Кремля. А вот православие во многом зависит от политической сети. Причем если недавно еще православная идеологическая сеть выходила за национальные границы в Украину, то теперь она скукожилась почти до масштабов нашего государства.