Во-первых, постепенно шло удорожание войны в связи с необходимостью расширять размер армии и приобретать все более сложное оружие. Тех ресурсов, которых вчера еще хватало для завоеваний, вдруг стало не хватать.
Во-вторых, держава Габсбургов была сшита династическими браками на живую нитку: лишь бы объединить ресурсы на короткое время. Когда выяснилось, что этих ресурсов не хватает, понадобилось выкачивать из народа дополнительные. Но это оказалось сложно, поскольку подобное «раскручивание на бабки» не представлялось в разных частях империи законным делом. Колосс стоял на глиняных ногах. Соревнование на длинной дистанции он проиграл тем соседним государствам (Франции и Англии, в первую очередь), которые осуществляли реформы и могли аккумулировать ресурсы для долгой борьбы с противником.
В-третьих, империя, уверовав поначалу в свое безграничное могущество, не обращала внимание на то, что если ты вступаешь в конфликт с большим числом противников и весь мир настраиваешь против себя, то в конечном счете оказываешься вынужден конфликтовать с соседями постоянно, без передышки. И, что самое печальное, это происходит в то время, когда противники могут объединить против тебя силы и воевать вместе, либо по крайней мере устраивать себе отдых, накапливая силы для нового этапа борьбы [Там же: 81–100].
Финансовая революция
Такие сравнительно небольшие страны, как Англия и Голландия, построили сильную экономику. А та, в свою очередь, позволила государству занимать деньги для войны под сравнительно низкий процент. Не меньшее, чем экономика, значение для государственного долга имело парламентское устройство, при котором народные избранники гарантировали, что страна не обманет своих кредиторов [Там же: 137].
Франция, правда, не была столь эффективна экономически, но зато нашла способ успешно выкачивать налоги со своего огромного населения. А с помощью этих денег смогла в ходе Тридцатилетней войны поддержать шведов и некоторых германских князей в их противостоянии империи. В общем, оказалось, что эффективная экономика создавала альянсы более успешные, чем династические браки. И когда это выяснилось, у Габсбургов уже не осталось шансов.
В захиревшей Испании их династия пресеклась, а в Австрии худо-бедно дотянула до Первой мировой войны, которую проиграла, потеряв в итоге и трон, и государство. В конечном счете проигравшие вынуждены были признать, что торговец, мануфактурщик и фермер не менее важны, чем офицер кавалерии или пикинер.
Впрочем, самого по себе подобного признания недостаточно для того, чтобы великая держава оставалась всегда на высоте. В Великобритании, где значение бизнеса всегда было высоко, на протяжении столетия (с 1870 по 1970 год) происходило, по мнению Кеннеди, снижение военной мощи в отношении других государств. Причиной этого было снижение мощи экономической, потеря некоторых важных условий конкурентоспособности, отличавших английский бизнес ранее. «Промышленное производство, которое в среднем росло ежегодно на 4% в период с 1820 по 1840 год и примерно на 3% с 1840 по 1870-й, в 1875–1894 годах увеличивалось лишь вялыми темпами не более чем на 1,5% в год – гораздо медленнее, чем у главных соперников страны. Такую потерю промышленного превосходства страна вскоре остро ощутила в процессе острой конкуренции за клиентов. Сначала британский экспорт потерял свои позиции в промышленно развитой части Европы и в Северной Америке, обычно защищенных высокими тарифными барьерами, а затем и на некоторых колониальных рынках, где приходилось конкурировать с другими великими державами: как в коммерческом отношении, так и в плане установления соответствующих тарифов на новых аннексированных территориях. И, наконец, позиции британской промышленности оказались ослаблены постоянно растущим притоком импорта на незащищенный национальный рынок. Все это было явным признаком того, что страна становится неконкурентоспособной» [Там же: 348–349].