Короче говоря, это была старая история об изобретательном молодом человеке из низов, хорошей паре, которому помогали покровители бедной родственницы. Разборчивый Марсден, естественно, влюбился в Венецию и, к своему великому удивлению и огорчению, был решительно отвергнут ею. Никогда прежде ему не отказывали ни в чем, чего он действительно хотел в своей комфортабельно устроенной жизни, и теперь он страстно желал обладать ею. Соответственно, моей любимой было показано письмо, подделанное с таким дьявольским мастерством, что его почти нельзя было отличить от моей собственной руки. Это было сделано для того, чтобы очернить меня связью с другой женщиной в период, совпадающий с тем временем, когда я так пылко ухаживал за моей дорогой.
Она отказалась верить документу и отправила мне подробное изложение всего произошедшего. Объяснив себе мое молчание необходимостью держаться на расстоянии, она продолжала писать мне больше месяца. Когда по прошествии почти трех долгих месяцев ответа не последовало, она, наконец, выдвинула наспех составленное требование, которого ее убедило придерживаться совместное давление Марсдена и ее семьи, пробившее броню ее разбитого сердца. Тогда-то я и получил объявление о помолвке, единственное сообщение, которому ее бдительная семья позволила избежать их шпионской сети.
По мере того, как перед моим мысленным взором разворачивалась эта история, мое сердце колотилось от чередующихся волн восторга и черной ярости в сторону вероломного Марсдена. Из-за эгоистичного двуличия он лишил нас обоих пяти лет счастья, потому что я вынудил мою любимую признаться, что она никогда его не любила, а теперь презирает его как обычного вора. Однако мой краткий миг безумной радости был резко прерван, когда я пришел, чтобы заставить ее расстаться с этой эгоистичной свиньей. После некоторых возражений она призналась, что он был наркоманом. Она сказала, что он отчаянно боролся за то, чтобы избавиться от этой привычки с тех пор, как они поженились, потому что его ревнивая любовь к ней была единственным оставшимся оружием, с помощью которого он мог бороться со своим глубоко укоренившимся пороком. Лишенный своего единственного мотива, моя дорогая искренне заверила меня, что пройдет всего несколько коротких лет, прежде чем белые порошки закончат еще одну жизнь. Я мог видеть в подобном событии лишь уравновешивание уже перерасходованного счета и сказал об этом недвусмысленно. Она не упрекнула меня, просто терпеливо объяснила с милой, печальной покорностью, что в настоящее время она сама несет ответственность за его жизнь. Что, хотя она и не могла любить и почитать его, как обещала, все же она была обязана прилепиться к нему в этот его худший час. И вот мы оставили это на время, наше будущее было туманно, но без запертой двери, которая могла бы отгородить нас от настоящего.