Я, конечно, давным-давно рассказал Венеции о предмете моих исследований, но никогда не приводил ее в свою лабораторию по соображениям благоразумия. Однако однажды днем я заманил ее внутрь под прикрытием сильного ливня. После того, как я согрел ее чашкой чая, на ее изумленных глазах я передал старую кошку, которая страдала чем-то вроде ревматизма или паралича задних лап. Когда ее фигура начала вновь появляться в прозрачной приемной трубке, моя дорогая ахнула от благоговейного изумления. Однако она совершенно потеряла дар речи, когда я выключил ток и освободил животное из его кристаллической тюрьмы. И неудивительно, ведь кошка резвилась, как молодой котенок, и все следы ее прежней болезни полностью исчезли! Впечатление, произведенное на Венецию, было всем, на что я надеялся, и когда я, наконец, вывел ее в сумерки, я почувствовал, как ее быстрые, полные восхищения взгляды скользили по мне, как благоговение застенчивого неофита перед первосвященником.
Для заключительного акта была назначена дата. Я буквально с головой ушел в завершение своего улучшенного прибора. Большое количество некоторых необходимых минералов вызвало у меня неожиданную задержку. Это я заполнил демонстрациями в присутствии Марсдена, которого я поощрял как коллегу-радиолюбителя, и тут с моей стороны проявились неожиданные актерские способности. Было так трудно удержать мои пальцы подальше от его горла! Я притворился, что объясняю ему важные факты моего великого секрета, и обучил его механическому управлению приборами. Я также признался ему, что моим самым большим желанием было продемонстрировать свой принцип на человеке, и, как все великие научные исследователи, предложил себя в качестве объекта для опыта. Венеция решительно выступала против этого предложения до демонстрации на больной кошке и даже сейчас относилась к этому предложению с тревогой. И все же я настаивал на том, что, если не применять это к людям, вся моя работа пойдет насмарку, и в конце концов мне удалось в значительной степени успокоить ее страхи.
Наконец-то я был готов. Я рассказывал моей дорогой, как невозможно передать что-либо металлическое по самой природе встречных пересекающихся лучей. Я жаловался на тот факт, что из-за мягкости моих зубов с детства мой рот представляет собой одну массу металлических пломб и коронок, что лишает меня возможности проверить эффективность труда моей жизни. Как я и надеялся, она сама вызвалась стать объектом великого эксперимента, потому что ее белые зубы пока не нуждались в пломбах. Я возразил и отказался выслушать это предложение, позволив расположить себя к ней только после нескольких дней серьезных споров с ее стороны. Мы не должны говорить Марсдену, потому что нет никаких сомнений в том, что его фанатичная любовь к ней откажется принять подобное действие.