- Видишь ли, - Борис Ефимович привычным жестом поправил очки на переносице, - дело в том, что дебил недоразвитый - это ваш покорный слуга. - И он захихикал уже знакомым Сашке гнусавым смехом. - Я ведь, милые мои, почти что совсем ослеп, да! И начинаю чувствовать цвет и форму только тогда, когда возникают звуки. Это у меня не со всеми предметами или явлениями бывает, кое-что я ощущаю и так - в кромешной, так сказать, тишине... Но человека могу вполне разглядеть только тогда, когда слышу голос.
- Господи! - ужаснулась тетя Оля. - Когда же это произошло?
- Да, вот, представьте, на днях. Я ведь и прежде, Оленька, как ты знаешь, видел неважно, но работал, да! А тут угораздило: к другу поехал, к Аркаше Вайсбергу, да ты его знаешь - наиважнейший реставратор, просто Божьей милостью, ну так вот... - он отхлебнул чаю, крякнул и продолжал. Аркаша живет у Никитских, и вот меня, дурака, угораздило направить к нему свои изможденные стопы на ночь глядя, да ещё в жуткий дождь.
- И что же? - не выдержала тетя Оля, потому что старик вдруг замер с чашкой чая в руке, уставясь куда-то в угол.
- А? Ох, извини! Это у меня тоже в последнее время бывает: мысль какая-то посторонняя в голову вдруг скакнет и - на тебе! - ни прогнать её, ни наплевать на нее, пока не додумаю, никак не выходит. Что, молодой человек? - старик вдруг резко клюнул всем корпусом, перегнулся через стол и едва не долбанул Сашку крупным мясистым носом, осклабившись прямо перед его растерянной физиономией. - Совсем ведь старик из ума выжил, так ведь? Вы, я думаю, теперь пребываете в полном смятении: это ж надо додуматься - изучать живопись у слепого старого идиота, который к тому же явно из ума выжил!
Сашка торопливо отпрянул, опрокинув при этом чашку, и замотал головой.
- Ш-ш-што ф-фвы! - прошипел он подобно закипевшему самовару не своим голосом. - Я... нет, я с-с-ф-сем так не т-тумаю. Ох, извините! - вид опрокинутой чашки и теплые струи, потихоньку льющиеся со стола ему на штаны, привели его в чувство. - Ой, Борис Ефимович... - повторил он уже более человеческим голосом, но фразу до конца осилить не смог.
- Ну-ну, это все пустяки, друг мой, Александр! - старик несколько театрально воздел руки. - Подумаешь, чай пролился, здесь не такое бывало! Это мы сейчас подотрем. - Он поднялся, выудил откуда-то из-за печки махровую тряпочку и с завидной ловкостью в две секунды протер блюдечко, стол и подлил Сане чаю. - Вот и все дела! А потом, господа, чай - не водка, много не выпьешь! Плебейская философия, я вполне это понимаю, и ты уж меня прости, Оленька, за цитирование подобных присказок, но ведь... н-да! К слову, не желаешь ли рюмочку?