Этот урод всё продумал. Каким я был наивным идиотом, однажды решив, что Славик оставил меня в покое… Даже Волков — адвокат, который вытаскивал на свободу своих клиентов с самого дна болота, тут оказался бессилен. Когда он предложил признать вину, я едва сдержал себя, чтобы не двинуть ему по лицу. Признаться в том, что я убил Жанну? Человека, с которым мы выросли? Мать моего сына? Как бы там ни было у нас с ней в последнее время, но я всегда желал ей добра, а ее смерть стала для меня мощным ударом.
— Я верю в твою невиновность, и для меня большая честь в память о твоем отце защищать тебя. Но все улики против нас, понимаешь? Не нашлось ни одной зацепки, чтобы повернуть дело в нашу сторону! Были опрошены сотни людей, живущих в районе, куда ты выходишь на пробежку, но никто в тот день тебя не видел. У Славика есть алиби: свидетели, его коллеги, подтвердили, что в то время он был в Ярославле. Да, безусловно, он мог нанять кого угодно, чтобы тебя подставить, но поверь моему опыту, наше следствие не будет тратить время на поиски призрака, который надел твою одежду и проник в квартиру твоей бывшей жены. Им куда проще повесить убийство на тебя и свернуть дело. Другого выхода нет. На твою шею набросили петлю, и чем больше ты в ней барахтаешься, тем туже затягиваешь. Тебя посадят, Янис, вопрос на какой срок. Если ты признаешь вину, то выйдешь на свободу раньше. Поверь, в тюрьме каждый день на вес золота. И не забывай, что тебя будет ждать твой сын.
После этого разговора прошла неделя, прежде чем я решил, что на суде признаю свою вину.
Глава 39
Но прежде чем это озвучить адвокату, я попросил его об одном одолжении: найти моего тренера и попросить забрать Марика в его семью. Петрович всегда относился ко мне как к сыну. А к Марку — как к внуку. У него хорошая жена и незапятнанная репутация. Он сможет позаботиться о сыне, и мне будет так спокойнее. Ведь я был уверен, что тренер — единственный, кто у меня остался, кто никогда не поверит в мою вину. Даже если я сам признаюсь в убийстве, он всё равно не поверит, в отличие от друзей… Волков сказал, что все от меня отвернулись. Даже Лера… На последних встречах с адвокатом я уже не спрашивал, передавала ли она мне что-нибудь? Уже знал ответ: Волков вздохнет и помотает головой.
Клюква… Лера Клюкина, Лера Анисимова… Я провел по рубцу на щеке, вспомнив, как она бросилась на меня с ножницами. Дикарка, которая в детдоме кидалась с кулаками на каждого, кто косо на нее посмотрел. Помню, как я был зол на нее, когда вместо того, чтобы пойти на встречу с приемными родителями, отправился в больницу. Там, на хирургическом столе, слезы лились не оттого, что мне прокалывают щеку иглой, а от обиды и желания отомстить зверенышу, чего бы мне это ни стоило. А потом я увидел, как она радостно скачет по коридору — вся такая нарядная, в платье, с бантиками, в гольфиках. Я выловил ее и хорошенько приложил головой к стене. И, наверное, впервые увидел слезы той бесстрашной девочки.