Всё, что написано в этой статье — наглая выдумка. Рифат пошёл на это для того, чтобы все вокруг думали, что я ношу его ребёнка. Первенца!
И у него получилось легко одурачить всех. Каждого присутствующего в этом зале. Отчасти в этом ему помог Эмир. Как выяснилось, обо мне и о моей беременности была в курсе только госпожа Бахар, но и она вскоре исчезла. На её месте теперь работает другая женщина.
Есть предположение, что Бахар уволили сразу же после того, как узнали о подделке документов, но я больше склоняюсь к тому, что в её исчезновении замешан Эмир.
А что касается Мерьям... Это вообще тёмный лес для меня.
Как-то раз Эмир обмолвился о том, что семейство Чалык предпочитают оставаться в тени и не распространяться о своих делах в бизнесе, о семьях, но я не думала, что прям настолько всё серьёзно. Имя Мерьям никто не произносит ни в обществе Рифата, ни даже дома. Складывается впечатление, что о её существовании вообще никто не знает, о их общем ребёнке тоже, а если кто и знает, то давно уже не вспоминает. Словно на воспоминания о Мерьям наложено вето.
Я нахожу это странным, тем не менее как и все не завожу о ней речь.
С недавних пор Рифат выбрался из тени. Не могу сказать, что именно послужило таким кардинальным переменам в его жизни, но интуиция подсказывает мне, что это также неспроста.
— Диана, желаешь произнести речь и от себя лично поблагодарить гостей за то, что они пришли поздравить нас? — вырывает меня из мыслей настойчивый голос Рифата.
Это не предложение. Я различаю чёткий призыв в его словах, отчего мороз распространяется по коже.
Лгать — его прерогатива. Я под этим всем не подписывалась.
— Нет, Рифат. Я не уверена, что смогу. Тут же столько народа.
— Очень зря. Твой турецкий безупречен, — целует меня в волосы, принюхивается.
— Одно дело общаться с тобой, а другое — на публике. У тебя получится намного лучше. Я рядышком... с то-б-б-бой пос-стою, — сглатываю вязкую слюну, когда вижу, как радужка его глаз вмиг окрашивается зловеще чёрным, вымещая тёплый оттенок зелени.
Он отводит меня в сторону, пытается в душу заглянуть, думая, что ему это удастся. Не позволю.
— Диана, а где ты была так долго, позволь узнать?
— В туалете. Мне было плохо.
— Теперь тебе стало лучше? — с изрядной долей скептицизма произносит.
— Да, гораздо лучше.
Пауза. Она затягивается. Рифат ждёт момента, когда я выдам себя нервным жестом или судорожным вздохом.
Ждать придётся долго. Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы так просто разоблачить себя.
— Я верю тебе, ангел мой, — награждает меня снисходительной улыбкой. — Но не заставляй меня пожалеть об этом. Об остальном поговорим дома.