С порога Зайкин стал рассказывать истории, как всегда нелепые, неправдоподобные и оттого смешные, показывал всех действующих лиц, описывал местность, кривлялся и жестикулировал, а она хохотала. Быстро к ним подключились и Валя с Зазой. Тоже устали за день, хотели расслабиться. Потом слушали истории Зазы, не всегда смешные, но всегда поучительные. Вечер пролетел быстро.
В мегафон объявили о завершении фестиваля и поблагодарили всех за участие. В лавках снова закопошились. Загремело оборудование, закряхтела мебель. Сворачивались еще час.
Карина по привычке искала на парковке бело-оранжевый хэтчбек, но Зайкин сегодня приехал на мощном пикапе синего цвета, хотя для всего скарба хватило бы обычного заднего сиденья. Он открыл багажник.
— Кар, — позвал негромкий голос сзади.
Она его даже не узнала, только когда увидела хвойные глаза и квадратное лицо. Зайкин напрягся, выпрямился и оперся рукой на закрытую крышку багажника.
Девушка скисла, надеялась, что никогда больше не увидит Трунова.
— Чего тебе? — раздражение выплеснулось само, сдерживаться и не хотелось.
Парень, почувствовав ее негатив, стушевался и облизал тонкие губы.
— Попрощаться пришел, — ответил тоскливо.
Карина поймала вопрос в синих глазах, вздохнула и направилась к бывшему. Зайкин вытянул подбородок, напряг скулы и оперся на багажник, скрестив и руки, и ноги. Краем глаза следил за ней. Она это чувствовала. Трунов тоже не спускал глаз, на дне которых плавала печаль и нежность. Слабая улыбка придавала всему выражению еще больше грусти.
— Мы ведь попрощались уже, я надеялась, навсегда, — выговорила Карина с холодом, как будто лед жевала, зубы почти скрипели.
Зайкин остался метрах в тридцати. Полушепот бы не услышал, но она специально говорила в полный голос.
— Я в армию ухожу, — сказал Трунов таким тоном, будто не собирался оттуда возвращаться.
Девушка приподняла бровь, про себя думая: «А папочка-то разозлился». Чувствовала только ехидство и злорадство. Оказалось, его отчисления ей было мало. Армия стала шикарным дополнением к наказанию за несдержанность.
— И че ты приперся ко мне? Думаешь, ждать буду? — хмыкнула она, впиваясь в искаженное унынием лицо, наслаждалась видом, впитывала его боль.
Трунов глубоко вздохнул и опустил голову. Хвостик на макушке чуть качнулся. Пальцы надавили на глаза.
— Разумеется, не будешь.
— Разумеется.
Карий взгляд бегал по всей фигуре, мощной, но сжатой, как будто от холода или сухости. Парень поднял лицо и опять постарался улыбнуться.
— Прости меня, Кар. Искренне прошу.
Ладонь непроизвольно потянулась к ее лицу, но девушка отпрянула назад, как от опасности. Он безвольно опустил руку и сглотнул.