При чем ее ночевке в нашей уютной берлоге обрадовались не только дети, но и Жулик. Как только он видит Риту на кухне, сразу запрыгивает к ней на колени, подняв хвост. Мурчит, ластится, касается мокрым носом ее щеки.
— Ань! Ну дай ему кусочек колбаски! Ну пожалуйста… А лучше два.
Да, Жулик, точно знает все подходы. Как можно получить лакомство, при этом ничего не делая.
А когда мы уложили детей, выключили свет и улеглись на диване под теплое одеяло, она наконец-то говорит:
— Анют, ты очень сильная. Такая сильная, как Геракл.
— Ритуль, ну ты и рассмешишь на ночь глядя. Он же мужчина.
Она тихо хихикает, а потом резко затихает.
Какое-то время мы лежим молча, смотрим в темный потолок, на котором изредка играют тени от ночника.
— А что было дальше? — тихо спрашивает она. — Вы долго встречались с этим… козлом? Прости, у меня других слов нет. Как можно так работать на два фронта? Я бы на месте его жены оторвала ему кое-что. То, что часто плохому танцору мешает.
— Нет. Но это были два самых незабываемых месяца. Я никогда так не любила и уже вряд ли смогу полюбить. А дальше все понеслось, как по накатанной. Мне пришлось уехать в Питер и больше никогда не возвращаться в родные края.
— Это когда ты приехала в центр и мы познакомились?
— Почти.
* * *
Ленинградская область. Шесть лет назад…
Я не могла находиться дома одна. Когда мамы не стало, я перебирала ее вещи, искала черный платок, который она надевала на похороны бабушки, и не знала, с чего начать. Как все организовать, что делать, куда идти?
Было страшно, когда выключаешь свет. Казалось, что стены давят, каждый шорох пугал. Я с содроганием смотрела в окно, вспоминая маму. Несколько раз пыталась дозвониться отцу, хотя какое ему теперь дело. Давным-давно мы для него чужие. У него своя семья.
Не могла находиться дома. Одна в пугающей темноте с мыслями, которые съедали изнутри.
Выбежала из квартиры, долго бродила вдоль цветущих улиц, пошла в место, где всегда находила утешение — в театр.
— Можно я тут немного посижу? — спросила у Ларисы Ивановны, которая стояла возле гардеробной и перебирала буклеты. Когда первый раз услышала ее должность — капельдинер, стало немного смешно.
Лариса Ивановна с модной завивкой и аккуратным маникюром цвета бордо всегда оставалась в театре «до последнего». Она недавно вышла на пенсию, в связи с этим у нее появилась куча свободного времени. Возможно, поэтому она приходила раньше, уходила позже всех. От коллег я как-то слышала, что она живет одна с котом Тишкой и кроликом Васькой.
Она перевела на меня взгляд и взволнованно спросила: