ЕКАТЕРИНА
Александр довел меня до конца правого крыла и остановился у длинной скамьи у стены, тянущейся вдоль всего темного коридора.
— Екатерина, вам придется подождать здесь.
— А у меня что, есть выбор?
— Это ненадолго.
— Угу, — я села на лавку, наблюдая, как Александр ставит рядом мой самый огромный чемодан, какой я только смогла разыскать в закромах своего гардероба.
Когда безопасник ушел, я выглянула из окна и сквозь решетку разглядела машину, в которой осталась мама.
Она все же решила дождаться ректора, а если так, то у меня еще есть шанс свалить отсюда вместе с ней на чартере.
Бесконечно долгие десять минут я прислушивалась к гулким звукам эха в академии. Создавалось ощущение, что тут кроме меня и летучих мышей нет ни одной живой души. Ведь Александр не может считаться живой душой. Он же упырь.
Я прыснула, представив как безопасник возглавляет полчища летучих мышей и служит своему графу Дракуле. И конечно роль графа в этом склепе отводилась ректору. Уже предвкушаю, как буду сдерживать тошнотворные позывы от знакомства с ним.
Внизу хлопнула дверь, и звук разнесся по гулким коридорам с высокими сводами.
Я снова выглянула в окно.
На крыльце академии появился мужчина, одетый с головы до пят во все черное.
Он словно поглощал тень. Мрачность его одежды лишь подчеркивали серо-серебристый воротничок и рукава, что на сантиметр выглядывали из пиджака.
Я прищурилась, пытаясь его разглядеть через решетку. На мое счастье, он огляделся, позволив себя увидеть во всей красе.
И это стало потрясением для моих чувств.
Судя по поспешности, с которой выскочила из машины моя мама, к ней вышел ректор.
Я думала, он старый извращенец, с торчащими вперед клыками...
Господи, этот человек сломал все мои стереотипы.
Хорошо сложен, но при этом не являлся горой мышц. Рукава облепляют скульптурные предплечья. Я попыталась представить его тело. Через сшитую явно на заказ одежду можно разглядеть очертания крепких ног, плоский живот и широкую грудь.
Ректор, который любит тренироваться? Ничего себе. Ради кого так стараться в этой глуши?
Он что-то сказал матери, но я не слышала слов.
Мама отвечала, но я тоже не слышала. Она протянула свою руку, как всегда делала, ожидая галантного светского поцелуя. Я закатила глаза. Да она флиртовала! С моим ректором! Нормально вообще?
Но он как-то ловко перехватил ее, превратив движение в рукопожатие. Потом снова что-то спросил и повернулся в мою сторону.
Я отвлеклась на вопиющее совершенство его лица. Скульптурная лепка каждой черты, резкой и совершенной.