– Организуем экспедицию. Вы ее возглавите. И я пойду вместе с вами, – без прелюдий изрек Судья.
Орландо потерял дар речи.
* * *
Остров спал. Чепмен остался на берегу и бродил по узкой набережной, где однажды столкнулся с Айви и Энрике. Это место стало для него чем-то священным. Именно тут он понял, что не отступится, не сдастся, что пойдет до конца. Студент закрыл глаза и подставил ноздри потоку воздуха. Вспомнил то, что изо дня в день вспоминал тысячу раз – поцелуй Ди, тогда, в доме Грэма. Одно прикосновение, за которым последовала буря страсти и ласки, прикосновение, будто обрушившее стену между ними, он помнил каждой клеточкой. Ему показалось, что влажные губы Ди сейчас коснулись его губ. Это было настолько въявь, так ощутимо, что Чепмен прижал к губам руку – проверить, оно ли это… Он отнял руку, но продолжил ощущать поцелуй – тот и не мог отныне прерваться, он теперь был вечен, как сама любовь к Ди.
Наступало утро. От покосившегося контейнера Франклина шел пар. Нагретый металл остывал, расправляясь и хлопая с громким булькающим звуком. Сталь, раскалившаяся докрасна ночью, уже потемнела и почернела – на стенках не осталось ни единого намека на краску. Пол рядом с контейнером искривился, а в трех местах проплавился даже до воды. Необычно было то, что дыры образовались не под самим контейнером, что было бы логично, а рядом с ним, будто пластик грелся неравномерно. Теперь из этих ям разлилась огромная лужа, из которой иногда, под напором, била вода.
Утренняя смена мусорщиков уже выходила к берегу. Слышались ленивые окрики бригадиров, ставивших необычное задание. Предстояло как можно быстрее набрать строительного материала, чтобы восстановить провал у сгоревшего контейнера. Натруженные мужские и женские руки начинали разбирать первые кучи. Прозрачный пластик – налево, чуть правее – зеленый, еще чуть правее – коричневый, потом – полистирол и целлофан, затем – редкий, твердый АБС-пластик, потом еще что-то: категорий для разбора было больше пятнадцати, и многие работники даже не старались их запомнить, а, приходя на берег, каждое утро полагались на знающих товарищей. Те накидывали первые порции мусора в горки, и дальше можно было работать по накатанной схеме – выбирать куски по образу и подобию уже лежащих.
Солнце пробивалось через серые, клочьями разорванные облака. Умеренный ветер однообразно свистел в переулках острова. Дойдя до улиц, свист превращался в гудение, каждая улица, как аэротруба, принимала и усиливала поток, гоня его к площади. Выходило так, что на площадь выдувало с двух сторон. Такое случалось нечасто: для подобного эффекта требовалось, чтобы угол берега бродяг встал четко по направлению к ветру, как бы улавливая его.