Я с облегчением вернула все на место. Хорошо, что в Светлолесье с обменом лентами связан обряд замужества, не пришлось расставаться с подарком Феда.
– А… ты-то, господин… нашел ли то, что искал?
Колхат отстегнул от кафтана булавку и протянул ее мне.
– Нашел, – сказал он. – Если честно, даже больше, чем рассчитывал…
– Что-то не вижу никакого яда. – Я взялась за камень и рассмотрела острие.
– Можешь проверить на ком-нибудь, – отозвался асканиец. – Хотя бы на той надоедливой девице со свекольными щеками.
– Стой! – раздался грозный окрик.
Фед грузно вышел из-за корчмы и заступил дорогу. Его глаза налились темной синевой и едва ли не метали молнии.
– Никуда ты с ним не поедешь, – прорычал он.
– Это не то, что ты подумал…
Я бережно, держа за навершие, подняла булавку, чтобы показать ему и все объяснить, но обмерла: на ярко-алом камне было выгравировано око.
– Нет, – выдохнул Колхат. – Это даже хуже.
Око! Такое же, как у меня на запястьях. Такое же, как знак червенцев… Я с визгом отшвырнула булавку в сторону.
Эта непростительная глупость могла стоить мне не меньше, чем чешуя аспида.
Ужас мгновенно затопил меня до краев, и я безоглядно рванула в сторону, но чужая рука схватила меня за волосы и потянула.
Боль разорвала мглу: я видела далекое лицо Феда, утратившее все краски.
– Лесёна…
– Слишком много болтает, – сказал голос Колхата. – Чему вас только учат в этой вашей Обители?
Должно быть, он ударил меня, потому что я как-то оказалась на земле. В глазах потемнело, то ли от страха, то ли боли, то ли от собственного бессилия. Будто во сне, я увидела, как в ладонях Феда зажегся свет.
– Так-так-так… Неужели это сам Крадущий-в-темноте? Вот уж не думал, что именно этот опустившийся голодранец когда-то наделал шороху среди жрецов, – Колхат говорил с неторопливостью необратимой гибели. Дурнота уже накрывала меня с головой, и мир соскальзывал в нее вместе со всеми красками и звуками.
– Ты не убьешь ее. – Фед по-прежнему стоял на месте, но свет под его руками разгорался все сильнее.
– Непременно убью.
– Ты знаешь, что у нее есть клеймо?
Голос Феда растворялся, утекал, исчезал.
Я не знала, что происходит, мои руки выгнулись вверх, но вместе с тем боль в голове стала слабее. Я резко вздохнула и оглянулась. Свет в ладонях наставника не просто разрастался, а словно загустевал. Таких чар, явных и долгих, мне еще никогда не доводилось видеть. Если Фед тянул время, то ему потребуется много сил, чтобы одновременно и удержать колдовство, и дать ему созреть.
Колхат что-то сказал. Кажется, ругался.
– Одному из вас все равно придется остаться здесь навсегда, – сказал он желчно. – Двоих я не потащу.