Постепенно он все смелеет: прыгает со стула на стул, карабкается вверх по витым колонкам старинной голландской кушетки в стиле барокко, а озабоченный взгляд карих глаз матери неотступно следует за ним.
Новым открытием Ромула оказался софит, установленный здесь для съемок (я ведь не просто наблюдаю, а снимаю на пленку все его проделки). Колпак софита снаружи никелированный, блестящий, и все в нем отражается словно в зеркале. Обезьянка просто потрясена этой находкой. Удивлению нет конца. Она никак не может оторваться от своего отражения: приседает, пританцовывает перед колпаком, пробует даже лизнуть его языком. Но это явно неудачная выдумка, потому что колпак софита во время съемок страшно накаляется.
Стоило мне только на минутку отвлечься, как поднялся страшный переполох. В чем дело? Оказывается, этот маленький наглец прыгнул со стула на Агатину клетку. И хотя он тут же с нее соскочил, перепуганная насмерть Агата свалилась со своей перекладины на пол и лежит там в полнейшей прострации. А Ромул, наверное поразившись собственной храбрости, теперь перепуган не меньше попугая и больше не решается приблизиться к клетке. Агата же, чуть-чуть опомнившись от потрясения, распушила перья и целится клювом в непрошеного гостя. (Мой сынок Михаэль утверждал потом, что Джульетта во время этой суматохи подскочила к клетке и выдрала у попугая перо из хвоста.) Но я этого не видел. Когда же я повел Джульетту назад, «домой», ее в полумраке страшно напугало настенное зеркало.
Ромул постепенно становится форменным нахалом. Разумеется, у него есть с кого брать пример: проделки его родителей ему, по-видимому, очень импонируют, и он всячески старается их скопировать. Когда моя жена, подметая пол, наклоняется слишком близко к клетке, малюсенькое существо бесстрашно подскакивает к решетке, вцепляется ей в волосы, дергает за них изо всех силенок и вопит при этом совсем как его папочка: «Ее-ее»! И это уже не игра, нет, это настоящая злоба, которая исходит от него самого; никто его не науськивал, потому что мамаша вначале ничего не заметила и только уж потом подбежала из дальнего угла клетки, чтобы приобщиться к разбойничьему нападению.
Да, он, пожалуй, еще понахальней своих родителей! Отец и мать не осмелились бы проскользнуть у меня между ног, в то время как я вхожу к ним в клетку. А он осмеливается. Как чертик из табакерки, с быстротой снаряда он несется мне навстречу, прошмыгивает у меня между ног или перелетает через голову, а потом заползает под клетку и начинает играть со мной в прятки. Бузотер прекрасно знает, что его родители начеку и всегда готовы за него заступиться, принимая всерьез его крики о помощи, которые он то и дело издает. Они так взбудоражены каждый раз, словно я собрался их отпрыска зарезать…