Я приношу ошейник и цепь, но Чингис ничего и слышать о них не хочет: стоит мне к нему приблизиться, как он начинает как бешеный щелкать зубами, стараясь меня ухватить за руку. Тогда я пошел на хитрость: приоткрываю дверь клетки, перегородив ее цепью на уровне головы волка, и как только он пытается выйти, попадает шеей на цепь, я защелкиваю карабин — и он попался. А уже вне «своего жилища» Чингис делается весьма скромным, теряет всякое «волчье достоинство» и боязливо ползет на брюхе по комнате. Завидя транспортный ящик, в котором его привезли, он мигом запрыгивает в него и затаивается в этом единственно знакомом ему предмете среди всех других чужих, абсолютно никогда не виданных и потому внушающих страх.
Вечером в столовой моя новая «собачка» осчастливливает нас одновременно и лужей и кучей… Зеркало в передней Чингис явно принимает за дыру в стене. Во всяком случае, пугаясь чего-либо, а это случается с ним нередко, он тычется головой в стекло, пытаясь удрать.
Пришли два малыша — соседские дети: нельзя ли посмотреть на волка из «Красной Шапочки»?
— Пожалуйста.
— А что, Красная Шапочка еще у него в животе?
— Нет.
Почтительно разглядывают серого. Недоверчивое сомнение.
— Как же так? Если Красную Шапочку уже вытащили, то волк ведь должен быть уже мертвым?
— Нет, ведь брюхо потом снова зашили.
— Но тогда ведь у него в брюхе должны быть камни! — возмущаются мои оппоненты.
И мне невольно приходится отступить от фабулы замечательной сказки Шарля Перро:
— Этот волк оказался хорошим, и камни срочно вынули обратно.
Полное недоумение: как же так? Разве бывают хорошие волки? Значит, этот волк не злой, а добрый?
Тяжело вздохнув, Джо и Петерхен берутся за руки и топают к себе домой, обдумывая только что услышанную новость. Да, жизнь уготовит им еще немало сюрпризов, думаю я, глядя вслед удаляющимся фигуркам.
Чингису семь месяцев. До того как попасть к нам, он жил только среди себе подобных, никогда не имел случая принюхаться к человеку, не давал никому до себя дотронуться. И хотя пространство, ограниченное четырьмя стенами, не больно-то велико, тем не менее волк мог свободно по нему передвигаться. Теперь же что-то жесткое схватило его за шею и тянет вслед за этим «двуногим». Чингису страшно, он ложится плашмя на брюхо, а эта несносная удавка волочит его вверх по лестнице — ужасному, никогда не виданному сооружению, на котором можно запросто поломать себе ноги!
В саду он делает попытку вырваться и сбежать. Однако цепь рывком опрокидывает его на землю. Он подпрыгивает кверху на целых два метра, но и оттуда цепь срывает его на землю, больно ударив о нее головой, так что из носа капает кровь. Бедный волк! Все-то тебе придется постигать на собственном опыте, ничего-то тебе не объяснишь на словах! Впрочем, и с нами, людьми, происходит обычно ничуть не лучше — пока сам лоб не расшибешь, не научишься…