— Сей момент все улажу. Идите домой и спокойненько отдыхайте. Ага?
Баба Таня недоверчиво покосилась на меня, но развивать тему не стала и послушно направилась к своей двери.
Мы сидели с Усовым на пыльном ковре, заваленном разноцветными подушками и прикрытым наспех драпировками, которые художник сорвал со стены, и допивали коньяк, предусмотрительно прихваченный мной из дома. Мне не потребовалось больших усилий, чтобы прекратить очередную оргию. Творец и сам устал изрядно, поэтому мой приход был для него спасением. «Геть!» — рявкнул он на двух голых девиц, которые с визгом скрылись в ванной и затем вскоре покинули квартиру. Мы безо всякого энтузиазма грызли недозрелые яблоки, оставшиеся, как мне показалось, от каких-то давних Петиных натюрмортов, и думали каждый о своем.
У моего соседа была навязчивая придурь: когда работа не шла, он напивался вдрызг со своими натурщицами, ложился на пол и заставлял под громкую музыку девушек танцевать. Непременно голыми, непременно на шпильках, и самое главное — у него на груди. После такого экстрима Усов чувствовал себя неважно и частенько, чтобы залечить раны, на несколько дней уезжал за город, где в одиночестве писал пейзажи. «Пейзаж, Леха, — это эликсир», — пояснял он мне. Пейзажи он никогда не продавал, лишь изредка дарил знакомым. А настоящие деньги ему приносили портреты. «Но они, эти люди на холсте, меня выматывают», — жаловался Усов. Я ему верил. Для меня художники, как, впрочем, и весь творческий люд — небожители, вызывающие трепет.
— Хорошо, что ты пришел, — зевнув, сказал творец и, прикурив сигарету, растянулся на полу.
— Еще бы, — хмыкнул я. — Через полчаса скорую пришлось бы вызывать. — Я выразительно глянул на кровоподтеки, которыми была разукрашена вся его волосатая грудь. Усов застегнул рубаху и махнул рукой.
— Ерунда.
Я промолчал, пусть будет «ерунда». По сравнению с тем, что сегодня произошло, действительно…
— А у тебя проблемы, старик, — неожиданно изрек Петр и лениво приподнял опухшие веки. — Большие.
— С чего ты взял? Тоже мне, провидец.
— Не провидец, а художник. У тебя это на лбу написано.
Я рассмеялся:
— Маслом?
— Угу. Почти.
Тяжело вздохнув, я попытался отговориться:
— Устал, знаешь…
Мы вновь замолчали. Хорошо, когда рядом есть люди, с которыми можно просто помолчать о своих проблемах, а можно и поговорить. Принуждать к откровению Усов не будет, но помочь, если надо, никогда не откажется. Только чем? Я сам не знал, чем конкретно можно мне помочь.
Меня подставляют, меня хотят убить… Где и кому я перешел дорогу? Почему Сергей Петренко, мой однокашник, вдруг превратился во врага. Именно вдруг? Мы никогда не вели с ним общих дел, никогда не ссорились из-за девушек, да и вообще не ссорились и встречались редко. Так, в больших компаниях по большим праздникам. Я вспомнил его лицо, когда он пытался объяснить, почему мне надо уговорить Тимура Авдеева, владельца солидной страховой компании, оформить сомнительной Серегиной конторе по продаже франшиз полис на крупную сумму. Это была мордочка крысы, даже остренькие зубки показались как будто. Такая мордочка сильно диссонировала с его крупной фигурой, и уж никак не вязалась с его добродушным обликом. Еще и деньги за услугу предлагал, причем, немалые, что меня крайне удивило и насторожило одновременно.