— Да?… А, ну да, действительно, это ты сказала, — вынужден был признать я поражение. — Забыл. Прости.
— Так что там с детективом. Он действительно есть?
— Ну раз я звоню тебе, так что, по-твоему, шутки шутить буду? — опять полез я на рожон.
— Перестань грубить мне! — вспылила, наконец, она. — Говори по делу. Где и когда мне надо встретиться с твоим сыщиком.
— Я не грублю. Я нервный. Еще раз прости, — решил покаяться я. — Тебе ничего делать не надо, он сам с тобой свяжется. Просто просил предупредить, чтобы не терять время на объяснения.
— Хорошо, Лешик, я все поняла. Он что-нибудь разузнал уже?
— Сама спросишь у него. Мне он пока ничего стоящего не сообщил. Все больше расспрашивает. Может, тебе скажет что.
— Понятно…
Я отключился, потер переносицу мобильником. Вот есть выражение «заварил кашу». Только в моем случае заварил кашу не я, а кто-то другой, а я в ней толкусь, вязну и ничегошеньки не понимаю. А самое отвратительное то, что чем больше я пытаюсь вникнуть в суть происходящего, тем дальше и призрачней эта суть от меня.
Сразу после взрыва все завязывалось на мне и Петренко. Даже то, что на Серегу кто-то надавил, и он разыграл весь этот спектакль — выглядело весьма привлекательной версией. Но это в том случае, если бы у Сереги что-то не ладилось с бизнесом. А я ведь давно не разговаривал с ним, не знал ничего про его дела, и это амплуа бестолкового парня почему-то закрепилось в моем сознании. А товарищ сыщик возьми и развей все мои иллюзии. В дым. Тоска-а-а…
Катя заварила мне какого-то дорогущего, как она уверяла, зеленого чаю. Вода водой, ни цвета, ни особого вкуса. То ли пожалела, потому что дорогой, то ли я очень далек от искусства разбираться в прекрасном.
Вот, кстати, о прекрасном. Что у нас там с выставкой? Я полез в карман, извлек оттуда билетики. Так, так… Ну что ж, сегодня стоит позвонить Селене, узнать, как она настроена на посещение храма муз. Одному болтаться там мне не хочется. Кто знает, может, искусство сюрреализма произведет на меня такое же впечатление, как этот чай — никакое. А если рядом будет моя дорогая спасительница, то это уже совсем другая история, что называется.
Я допил бледно-желтую водичку, отодвинул чашку в сторону.
Как из-под земли передо мной выросла Катерина Игоревна.
— Ну что, Алексей Викторович, понравился чай?
Я посмотрел на нее отсутствующим взглядом и кивнул:
— Безумно.
— Ясно, — скорчила она презрительную мину и, схватив чашку, с громким стуком каблучков умчалась к себе в приемную.
Мысли мои вновь и вновь возвращались к Петренко. Выставка мне нужна как хлеб насущный. Я очень рассчитывал на встречу с фотографом. Ведь если он скажет, каким образом фотографии оказались у Сереги, то заветный ключик от ларца будет у меня в кармане. Конечно, не факт, что он так просто выложит мне все на блюдечке с голубой каемочкой. На этот случай существуют еще такие элементарные приемы, как шантаж, угрозы, подкуп. Эка я разошелся! Уж какой из меня шантажист, даже представить смешно. Я вообще не представлял себе более мерзкого занятия, чем шантаж. Это же какой наглостью надо обладать, и до какой степени не иметь совести, чтобы заниматься подобной дрянью. А может, я все слишком преувеличиваю и драматизирую? Для доброго дела можно и в шантажисты записаться. Было бы чем шантажировать…