пояснял этот обычай английский резидент при русском дворе Клавдий Рондо в 1736 г., —
на людей, пьющих умеренно, смотрят неблагосклонно; поэтому многие из русской знати, желая показать свое усердие, напились до того, что их пришлось удалить с глаз ее величества с помощью дворцового гренадера»>{162}.От «верхов» не отставали и «низы»: «непитие здоровья ее императорского величества» становилось предметом разбирательства по ведомству Тайной канцелярии. Так, например, в 1732 г. лейтенант флота Алексей Арбузов на пиру у белозерского воеводы на свою беду под предлогом нездоровья уклонился от тоста и не выпил «как российское обыкновение всегда у верных рабов имеется». Немедленно последовал соответствующий донос, а затем и следствие, установившее, что хотя моряк «якобы де не пьет, а в других компаниях, как вино, так и пиво пил и пьян напивался», что и служило несомненным доказательством неблагонамеренности>{163}.
Составленные в 1737–1738 гг. списки секретарей и канцеляристов коллегий и других центральных учреждений с краткими служебными характеристиками десятков низших чиновников представляют своего рода коллективный портрет российского приказного, отнюдь не отличающийся привлекательностью.
Конечно, в рядах бюрократии среднего и высшего звена были и заслуженные, прошедшие огонь и воду военных кампаний и бесконечных командировок люди с похвальными отзывами, вроде «служит с ревностию и в делах искусство имеет». Но чаще встречаются характеристики иного рода: спишет весьма тихо и плохо», св делах весьма неспособен, за что и наказан», «стар, слаб и пьяница», св канцелярских делах знание и искусство имеет, токмо пьянствует, всегда от порученных ему дел отлучался и пьянствовал, от которого не воздержался, хотя ему и довольно времяни к тому дано» и т. п. Эта болезнь являлась чем-то вроде профессионального недуга канцеляристов, с обычным «лечением» батогами.
Особо отличались неумеренностью «приказные» петербургской воеводской канцелярии — той самой, где только в одном 1737 г. за взятки и растраты пошли под суд 17 должностных лиц. Из данных служебных характеристик следует, что в пьянстве «упражнялись» 2 из 5 канцеляристов, 2 из 2 подканцеляристов и 13 из 17 копиистов; последние не только отлучались и пьянствовали, но еще и списать мало умели». Даже начальник всей полиции империи вынужден был просить Кабинет министров прислать к нему в Главную полицмейстерскую канцелярию хотя бы 15 трезвых подьячих, поскольку имеющиеся «за пьянством и неприлежностью весьма неисправны»>{164}. Заканчивались такие упражнения порой трагически, как для писаря Шляхетского кадетского корпуса Максима Иванова: в 1747 г. загулявший чиновник