Нескольким поколениям русских студентов, изучавших в XVIII веке иностранный язык, в популярном учебнике предлагались для перевода следующие школьные разговоры о пользе пива:
«1-й студент: У меня от жажды уже в горле засохло.
2-й студент: Так ты его промочи… Такое питье подлинно молодым людям и тем, которые упражняются в науках: оно головы не утруждает».
Вероятно, порой и вправду не утруждало: веселая компания студентов Академического университета в 1747 г. повадилась устраивать пирушки прямо в обсерватории, за что начальство решило ее предводителя, гуляку-студента Федора Попова, «о котором две резолюции были, чтоб оный от пьянства воздержался, однако в состояние не пришел; того ради отослать… по прежней резолюции мая 1 числа для определения в солдаты в Военную коллегию»>{168}.
Хлопоты доставляли и преподаватели. В 1761 г. Академия рассматривала вопрос о назначении студента Петра Степанова учителем арифметики в академическую гимназию и сочла возможным решить его положительно, с успокоительной резолюцией, что пьянство кандидата «порок не природный, то может быть что исправится». При подобных воспитателях и ученики вели себя соответственно: в 1767 г. «будущие Ломоносовы» (по выражению самого ученого) подожгли гимназию. Не случайно московские студенты той эпохи принимали по вступлении в университет особую присягу, обязываясь «жить тихо, благонравно и трезво, уклоняясь от пьянства, ссор и драк… паче же всего блюстись подозрительных знакомств и обществ, яко опаснейшей заразы благонравию..»>{169}.
Ситуация и в просвещенные времена Екатерины II (1762–1796 гг.) менялась мало. «Руководство учителям» созданных по реформе 1782–1786 гг. народных училищ требовало от педагогов благочестия, воздержанности от пьянства, грубостей и «обхождения с непотребными женщинами». Учеников запрещалось бить за «худую память» и «природную неспособность» (за остальное можно?) и ругать «скотиной» и «ослиными ушами». Но судя по многочисленным мемуарным свидетельствам, школьные учителя именно так себя и вели.
Воспоминания учеников той поры рисуют не слишком благостный облик их воспитателей: «Учителя все кой-какие бедняки и частию пьяницы, к которым кадеты не могли питать иного чувства, кроме презрения. В ученье не было никакой методы, старались долбить одну математику по Евклиду, а о словесности и о других изящных науках вообще не помышляли. Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечёт кадет», вспоминал годы учебы в элитном Морском корпусе декабрист барон В. И. Штейнгейль. А вот портрет провинциального вологодского педагога;