Мы здесь бодры и продолжаем бить фашистов по-старому. И ждем-недождемся когда будет лето и вместе с тобой будем добивать эту мразь, мешавшую нам строить счастливую и радостную жизнь.
Алинька! Ты пишешь, что помогаешь маме пилить дрова. Это хорошо. Всякий труд почетен. Труд – дело доблести, геройства. Я уже неоднократно говорил, что ты сильно изменилась, конечно, в лучшую сторону. И даже у меня есть некоторая надежда на то, о чем ты пишешь в письме относительно твоих чувств ко мне, – возможно, это действительно так. Мне особенно приятно, что мама солидарна со мной в том, что воронежская твоя фотокарточка куда лучше и солиднее, чем та, на которой ты снималась в военном. А ведь мое мнение с мамой не разошлось, и я очень этим доволен. Шлю свой искренний привет и наилучшие пожелания маме – она у тебя святой человек, крепко тебя любит, и мы должны ей отплатить за это во много раз большим чувством и отношением. Люби ее и уважай. Я буду очень огорчен, если она на тебя обидится. Думаю, что теперь этого ты не допустишь. Юрика поцелуй, покажи ему мою фото, пусть знает меня. Скажи, что за Родину не пожалеем себя. Воспитывай в любви к нашей Родине. Пусть не шалит. Приеду – привезу настоящую шашку в подарок. А пока до письма. Скорее бы лето. Хочется увидеть тебя, крепко обнять, прижать к груди, долго, долго целовать.
Твой Андрюша.
28.2.42».
«Добрый день, моя дорогая и милая Аля!
Сегодня особенно радостный день – получил от тебя сразу два письма (от 12 и 20.02). Среди них одно “ругательное” за то, что редко пишу тебе.
Дорогой и милый Алючик! Дело немного не так. И это не в свое оправдание, а, как говорится, для восстановления справедливости. Я тебе регулярно отвечаю на каждое твое письмо, а с сегодняшнего дня, после “нагоняя”, буду писать, и не получивши от тебя письма. Значит, дело в почте.
А теперь постараюсь ответить тебе, дорогой Алик, на все, интересующие тебя, вопросы:
1) от Жеки получил открытку – написал ответ и сообщил твой адрес, потому что она писала, что не знает, где ты. Сегодня из твоего письма узнал, что у вас с ней переписка уже, видимо, наладилась, чему я очень рад. Я, конечно, напишу, но и тебя прошу ей ответить, что ты мне нужнее все-таки, чем ей. Я думаю, этого она оспаривать не будет. Тяжело ей справиться с тобой, а я уже как-нибудь справлюсь. Так ей и напиши. И пусть не надеется по-пустому… Даже учитывая еще и то, что она стала изящнее. Куда ей до тебя.
2) Дорогой Алик, теперь немного о себе. Мы живем колхозом: я, Кузин, Маруся-повар, Бородаченко, Хохлов и Воробьев. Должен тебе сказать, что Кузин в точности исполняет все твои приказания, а сегодня я ему прямо-таки зачитывал твои выдержки. Маруся-повар оказалась на высоте своего дела. Шуру терпеть не может. Куликов теперь кушает отдельно совместно с Шурой, а мы кушаем: я, Сандалов и Паша; и готовит нам Маруся. Сандалов кушает у нас в доме и никак не нахвалится Марусей. Мы каждый день, когда кушаем, вспоминаем тебя, ибо это ты рекомендовала нам Марусю – мы так и поступили и не обижаемся. Кузин, конечно, тоже кушает у нас. Дорогая Аля, как ты добра и вспоминаешь часто обо мне. Когда я перечитываю твои письма, мне иногда приходит невольно в голову, правда, не совсем хорошая мысль, что ты мне пишешь много о том, что тебе скучно без меня, и не думаешь ли там чем развлечься без меня. Хотя я тебе заранее пишу, что это нехорошая мысль. А мое отношение к тебе, мой дорогой и родной Алик, ты, наверное, уже изучила лучше, чем я. Мне иногда кажется, что у меня так много с тобой счастья, что начинаю даже бояться, как бы мне его сохранить. Ты пишешь о решении моей души – хотя